– Отец Натана таких черных дел был мастер, что ворам в законе и в вещих снах не могло присниться. Не исключено, что в свое время он кинул кого-то на большие деньги. У евреев возможно все. Отсюда вывод – не замыкайтесь на коллекционерской деятельности в особенности на том, что преступники ставили цель похитить что-либо ценное. Вживитесь в образ потерпевшего, перетряхните жизнь его. Начните со школьной скамьи. Поднимите родственников, друзей, знакомых. Не забудьте тех, кто на том свете. Глядишь, тайна и раскроется.
– А ключи? – Не забыл напомнить Гладышев.
– Ключи – ход. Стратегия, прошедшая сложнейшую умственную обработку. Настоящий преступник не станет оставлять улики на месте преступления. Кроме того, интуиция подсказывает…
Не договорив, полковник смолк, чем ввел Черкашина и Гладышева в состояние удивления.
– Вы сказали, интуиция? – Выждав паузу, произнес Матвей.
– До этого вы должны дойти сами.
Вернувшись за стол, Мостовой протянул было руку к пистолету-зажигалке, чтобы чиркнув, дать возможность вырваться на свет язычку пламени. Раздумав, положил руки на стол, чем удивил Черкашина с Гладышевым еще больше. Таким они видели полковника впервые: не растерянным, не оторванным от жизни, но в тоже время не пребывающим в самом себе. Ощущение давления извне, не дающее возможности быть таким, каким был начальник отдела всегда – целеустремленным, напористым – оказалось настолько ощутимым, что Матвей с Антоном застыли в изумлении. И тот и другой понятия не имели, что происходит. Полковник то в себя уходит, то наставляет на путь, по которому они проходили не раз и не два.
– С чего думаете начать? – Выйдя из пике размышлений, задал тот же вопрос, что в начале разговора, Мостовой.
– С создания рабочей группы, – произнес Матвей.
– Кого намерены привлечь?
– Константинова, Горбенко, Звягинцева.
– Васнецову, – добавил Гладышев.
– Это еще кто?
Оторванный от пистолета-зажигалки взгляд впился в глаза Черкашина.
– Следователь районного отдела милиции. Прибыв на место преступления, действовала грамотно, и, что особенно бросалось в глаза, ненавязчиво. Ни на кого не давила, не тыкала удостоверением. Люди рассказывали, что видели.
Кресло под полковником скрипнуло, что стало свидетельством принятых начальством объяснений.
– Привлекайте при условии: узнаю про шуры-муры, получите по выговору. Влюбленность и все такое – повод для болтовни. В нерабочее время запретить не могу, поэтому вынужден буду сделать все, чтобы свободного времени не оставалось.
Фраза по поводу нерабочего времени заставила друзей напрячься. За шесть с половиной лет полковник научил слышать то, что пряталось за словами общего понимания.
– Советую разбиться на подгруппы, – продолжил давить наставлениями Мостовой. – Васнецову направьте на изучение подноготной Мытника. До восемьдесят пятого года проверять не надо – этот период я знаю лучше, чем свой. Ты, Гладышев, возьмешь на себя арбалетчика. Матвею поручаю квартиру убитого. Простучите стены, вскройте полы. Не исключено, что наткнетесь на тайник. Картины просветите. Под Заполуйкиным Мытник мог спрятать Рембрандта. Работа предстоит нудная, но интересная. Натан слыл человеком неординарным. В искусстве толк знал похлеще знаменитых искусствоведов.
– Вас, товарищ полковник, послушаешь, так квартира Мытника напичкана тайниками, – произнес Матвей, намекая на то, что Мостовой изучил жизнь еврея лучше, чем свою.
Ответ последовал незамедлительно.
–Точно знать может только Бог. Смертным остается догадываться.
Взор полковника поник под туманом воспоминаний. С суетой в действиях исчез скрип кресла. Будто зная характер хозяина, то боялось пошевельнуться, дабы ненароком не нарушить ход мыслей.
Не зная, как вести себя, когда начальство впадает в состояние отрешенности, Матвей и Антон вынуждены были ждать. С минуту в кабинете царило молчание. И только когда пауза начала представлять собой затянувшийся антракт, Черкашин, обменявшись взглядами с Гладышевым, кашлянул и произнес:
– Товарищ полковник!
Дернувшись, Мостовой поднял глаза на застывших в ожидании подчиненных.
– Что?
– Можем идти?
– Идите. При появлении любых, даже самых незначительных обстоятельств, докладывать незамедлительно.
Звук закрываемой двери совпал со стоном кресла.
Подойдя к шкафу, Мостовой вынул спрятанную среди книг початую бутылку коньяка. Прихватив два стакана, вернулся туда, где ждала печаль воспоминаний.
Наполнив бокалы на треть, достал из выдвижного ящика пачку сигарет.
Глянув на предупреждающий о вреде курения вкладыш, усмехнулся:
– Предупреждают: «курение вредно для здоровья». А для души?
Вынув сигарету, положил поверх стакана. Другую сунув в рот, прикурил от пистолета-зажигалки.
– Ну что, Серега, встречай смертника, – произнес Мостовой, глядя на стоящий в центре стола стакан. – Приговорили гниду еврейскую. С чем тебя и поздравляю.
Тепло коньяка полыхнуло огнем по небу, оставляя жар во рту и горечь обиды в душе за то, что судьба лишила возможности отомстить за смерть друга. Попавшим в глаза дымом напомнила о себе сигарета.