Книга тысячи и одной ночи. Том 6. Ночи 607-756.

И Ардешир сказал: «Также и моё сердце не просит никого, кроме неё, и меня убивает одна лишь любовь к ней. Клянусь Аллахом, я буду в числе погибающих, если не найду себе наставления и помощи! Ради Аллаха, о матушка, пожалей меня, чужеземца, и моих льющихся слез…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот двадцать вторая ночь

Когда же настала семьсот двадцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Ардешир, сын царя, сказал старухе: „Ради Аллаха, о матушка, пожалей меня, чужеземца, и моих льющихся слез“. И старуха ответила: „Клянусь Аллахом, о дитя моё, моё сердце разрывается из-за твоих слов, и нет у меня в руках хитрости, чтобы её устроить“. – „Я хочу от твоей милости, чтобы ты взяла этот листок и доставила его царевне и поцеловала ей за меня руки“, – сказал Ардешир. И старуха сжалилась над ним и молвила: „Пиши на нем что хочешь, а я доставлю его царевне“.

И когда юноша услышал это, он едва не взлетел от радости и, потребовав чернильницу и бумагу, написал девушке такие стихи:

«Будь ты щедрой, о жизнь души[599]

, на сближеньеСо влюблённым, растаявшим от разлуки.
В наслажденье я раньше жил, жил прекрасно,
Но сегодня взволнован я и растеряй.
Не покинут бессонницей во всю ночь я,
Развлекает всю ночь меня только горе.
Пожалей же влюблённого, что горюет
И тоскою разъедены его веки.
А наступит рассвет, когда в самом деле
Опьянённым найдёт его влагой страсти».

А окончив писать письмо, Ардешир свернул его и поцеловал и отдал старухе, и затем он протянул руку к сундуку и, вынув другой кошелёк с сотней динаров, подал его женщине и сказал: «Раздай это невольницам». Но старуха отказалась и воскликнула: «Клянусь Аллахом, о дитя моё, я с тобою не из-за чего-нибудь такого!» И юноша поблагодарил её и сказал: «Это обязательно!» И старуха взяла у него кошелёк и поцеловала ему руки и ушла.

И она вошла к царевне и сказала: «О госпожа, я принесла тебе что-то, чего нет у жителей нашего города, и оно от красивого юноши, лучше которого нет на лице земли». – «О няня, а откуда этот юноша?» – спросила царевна. И старуха сказала: «Он из краёв индийских, и он дал мне эту одежду, шитую золотом, украшенную жемчугом и драгоценностями, которая стоит царства Кисры и Кесаря». И когда она развернула эту одежду, дворец осветился из-за неё, так она была хорошо сделана и так много было на ней камней и яхонтов, и стали дивиться на неё все, кто был во дворце, и царевна посмотрела на неё и не нашла за неё цены или платы, кроме подати с земли царства её отца за целый год».

«О нянюшка, – спросила она старуху, – это платье – от него или не от него?» – «Оно от него», – ответила старуха. И девушка молвила: «О няня, этот купец – из нашего города или иноземец?» – «Он иноземец, о госпожа, и поселился в нашем городе только недавно, – ответила старуха. – Клянусь Аллахом, у него есть слуги и челядь, и он прекрасен лицом, строен станом и благороден по качествам, с широкою грудью, и я не видела никого лучше, разве кроме тебя». – «Поистине, это удивительно! – сказала царевна. – Как может быть такая одежда, цены которой не покрыть деньгами, у купца из купцов? А каков размер платы за неё, о которой он тебе говорил, о нянюшка?» – «О госпожа, – ответила старуха, – он не говорил мне о плате, а только сказал: „Я не возьму за неё платы, и эта одежда – подарок от меня царевне: она никому не подходит, кроме неё“. И он отдал назад золою, которое ты со мной послала, и поклялся, что не возьмёт ею, и сказал: „Оно твоё, если царевна его не примет“. – „Клянусь Аллахом, это большое великодушие и великая щедрость, и я боюсь, что исход этого дела приведёт к беде, – сказала царевна. – Почему ты не спросила его, о нянюшка, нет ли у него в чем-нибудь нужды, чтобы мы ему исполнили её?“ – „О госпожа, – ответила старуха, – я спрашивала его и говорила: „Есть у тебя нужда?“ И он сказал: „У меня есть нужда“, – но не осведомил меня о ней и только дал мне этот листок и сказал: «Передай его царевне“.

И девушка взяла у старухи листок и развернула его и прочитала до конца, и изменился её вид, и исчезло её разумение, и пожелтел цвет её лица, и она сказала старухе: «Горе тебе, о няня, как зовут этого пса, который говорит такие слова царской дочери, и какая связь между мною и этим псом, что он мне пишет. Клянусь великим Аллахом, владыкой Земзема[600] и аль-Хатыма[601], если бы я не боялась Аллаха, – велик он! – я бы послала к этому псу, чтобы связать ему руки, вырвать ноздри и отрезать нос и уши, и изуродовала бы его, а потом распяла бы на воротах рынка, в котором находится его лавка».