Книга утраченных сказаний. Том I

^{Вторая тетрадь, точное подобие той, в которую мать переписывала Домик Утраченной Игры, содержит текст, написанный почерком отца (все остальные тексты Утраченных Сказаний также принадлежат его руке, кроме чистовой копии Падения Гондолина[29]), чернилами, и озаглавленный «Связующее звено Домика Утраченной Игры, и (Сказания 2) Музыки Айнур}». Текст подхватывает последние слова Вайрэ, обращенные к Эриолу (с. 20) и, в свою очередь, прямо переходит в Музыку Айнур (в третьей тетради, точно такой же, как и первые две). Единственное указание о датировке Связующего Звена и Музыки (которые, как я думаю, были написаны в одно и то же время) — письмо отца, датированное июлем 1964 г. (Письма, с. 345), в котором он говорит, что, когда в Оксфорде он «был в штате тогда еще незаконченного великого Словаря», он «написал космогонический миф, "Музыку Айнур"». В состав группы Оксфордского Словаря он вошел в ноябре 1918 г., а покинул ее весной 1920 г. (Биография, с. 99, 102). Если память его не подвела, и свидетельств иного нет, то пауза между Домиком Утраченной Игры и Музыкой Айнур составила около двух лет.

^{Связующее звено между ними существует в единственной версии, так как чернильный текст записывался поверх полностью стертого карандашного черновика. Поэтому я сопровождаю Звено кратким комментарием перед Музыкой Айнур.}

— Однако, — воскликнул Эриол, — многое пока укрылось от моего разумения. Я бы, например, охотно послушал, какова суть валар. Они боги?

— Суть их такова, — отвечал Линдо, — хотя люди рассказывают о них много небывальщины и выдумок, далеких от истины, и называют их многими чуждыми именами, которые ты здесь не услышишь.

Но тут Вайрэ прервала их.

— Этот вечер, Линдо, не следует длить рассказами. Час покоя уже подступил, и при всей своей неутомимости гость наш устал с дороги. Пошли за свечами сна, а дальнейшие повести для утоления сердца и наполнения ума странник услышит завтра.

Эриолу же она сказала:

— Не думай, что завтра ты должен непременно покинуть наш дом; ибо никто к тому не понуждается. Нет, всякий может остаться, пока остается недосказанной повесть, которую он хотел услышать.

Тогда Эриол отвечал, что всякое стремление к отъезду в иные края оставило его сердце и что самым прекрасным на свете кажется ему погостить немного здесь. Вслед за этим внесли свечи сна, и каждый из собравшихся взял по свече, а двое обитателей дома пригласили Эриола за собой. Один из них был привратник, который давеча открыл на стук Эриола. Был он с виду седовласым стариком — мало кто так выглядел из этого народа; зато другой, с обветренным лицом и смеющимися голубыми глазами, был худ и низкоросл, так что никто бы не смог сказать, пятьдесят ему лет или десять тысяч. То был Ильвэрин, или Сердечко.

Эти двое провели его вниз по коридору с гобеленами на стенах к большой дубовой лестнице, по которой он последовал за ними. Лестница, завиваясь, поднималась вверх, пока не вывела их к проходу, освещенному маленькими висячими светильниками цветного стекла, которые, покачиваясь, рассыпали брызги ярких бликов по полу и драпировкам.