«Книга Великой Ясы», или Скрижали Чингисхана

„Все то, о чем договорились мы на Совете согласия, брат Бэлгудэй вмиг разгласил врагу. И вот какой нам нанесен урон! Отныне да не будет Бэлгудэй допущен на Совет согласия. Покуда держим мы совет, пусть за порядком следит он за дверьми, споры и тяжбы разбирает (выделено мной. — А. М.). И лишь когда, испив вина, закончим мы совет, ему и Даридаю будет позволено войти к нам в ставку!“»[291]

Как явствует из еще одного изреченного Чингисханом указа, Бэлгудэй из-за своего «длинного языка» был отстранен от участия в оперативных хуралтаях ближайших соратников Чингисхана, зато теперь на него персонально возложены судейские функции: он был обязан «споры и тяжбы разбирать».

Раньше, как мы помним, Чингисхан лично участвовал в суде над журхинской знатью; назначение же Бэлгудэя судьей, очевидно, означало, что в растущем и укрепляющемся улусе «Хамаг Монгол» начался процесс формирования различных ветвей власти, в том числе судебной.

Если санкции, которые были применены и к сводному брату Бэлгудэю, разгласившему врагу принятое в ставке решение, и к нарушившим ранее указ Чингисхана о порядке дележа добычи представителям высокородной знати, современные исследователи однозначно признают достаточно мягкими, что свидетельствовало о дифференциации наказаний, вообще характерной для систем санкций раннеклассовых обществ, то факт истребления татар Чингисханом трактуется ими по-разному.

Так, российский ученый Е. И. Кычанов считает, что «кровавое избиение татар, хотя и было в духе той среды и тех лет, не могло не напугать своей жестокостью современников. Сбывалось мрачное пророчество Чингисова рождения с куском запекшейся крови в руке»[292].

Иного мнения по этому вопросу придерживается монгольский исследователь Ж. Бор, который не склонен объяснять факт почти поголовного истребления мужской части татарского народа «природной, дикой жестокостью» Чингисхана, но считает, что «татары на протяжении почти 100 лет являлись приспешниками чужеземцев, источником раскола и разрозненности монгольских племен. И у Тэмуджина не было иного способа одним махом разрешить ситуацию, угрожавшую самостоятельности монгольского государства, нежели применить репрессивные меры»[293].

* * *

После сокрушительного разгрома Чингисханом татарского войска и подчинения себе татарского народа его стратегические цели стали очевидны для всех, и в том числе для хэрэйдской знати. Поэтому когда Чингисхан, руководствуясь, прежде всего, политическими целями, предложил Ван-хану «упрочить их дружество» путем «перекрестных» межродовых браков, что в «аристократической системе взглядов» той эпохи и, в частности, Чингисхана занимало важное место и обычно практиковалось в средневековом обществе, сын Ван-хана, Сэнгум, воспротивился этому. И сделано это было в весьма неуважительной форме по отношению к названому брату: «…И молвил он: „Коли моя родня войдет в их дом, в прихожей ей будет суждено ютиться, переступи же мой порог кто-то из них, на хойморе он пожелает воцариться“[294].

Так поносил чванливо монголов Сэнгум и младшую сестру свою Чагур бэхи за Джучи (старшего сына Чингисхана. — А. М.) выдать отказался. И потому с тех пор Чингисхан испытывал неприязнь к Ван-хану и Нилха Сэнгуму»[295].

«Понятно, что Чингисхан сделал предложение об „обмене невестами“, исходя из своих политических целей. Несложно заметить, что и в отрицательном ответе Сэнгума таилась политическая подоплека. В его высказывании о том, где будут посажены невесты — на самом почетном месте юрты, хойморе, или в прихожей, у порога, в завуалированной форме ставился вопрос, кто, монголы или хэрэйды, воссядет „на хойморе политической жизни“ данного региона, станут его безоговорочным властителем.

Хэрэйды и их приспешники не могли дождаться, когда терпение Чингисхана лопнет и он даст повод для нападения. По свидетельствам некоторых источников, то ли Сэнгум, то ли Жамуха устроили поджог пастбищ, где пасся скот Чингисхана. Но и после этого Чингисхан никак не ответил провокаторам. Наконец после похода Чингисхана на татар и их разгрома сложилась ситуация, которой хэрэйды не преминули воспользоваться, дабы решить военным путем вопрос о единоличном властвовании в монгольских степях»[296].

Инициатором очередного античингисовского заговора (весна 1203 г.) вновь стал Жамуха, к которому примкнули отошедшие от Чингисхана его ближайшие сородичи Алтай, Хучар и Даридай отчигин.