«Книга Великой Ясы», или Скрижали Чингисхана

В соответствии с древней традицией, которая указом Чингисхана впоследствии приняла силу закона, монголы перед выступлением в боевой поход осуществляли обязательный ритуал жертвоприношения Черному боевому знамени, в котором, по их тэнгрианским убеждениям, хранилась «сулдэ» — жизненная сила великих предков, являвшихся гениями-хранителями рода.

ПОВЕЛЕНИЕ ЧИНГИСХАНА О СОВЕРШЕНИИ РИТУАЛА ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ БОЕВОМУ ЧЕРНОМУ ЗНАМЕНИ — ПОКРОВИТЕЛЮ МОНГОЛОВ

«Отныне и во веки веков да будет почитаться как главная святыня Боевое Черное знамя — покровитель монголов»[340].

Очевидно, что и тогда перед выступлением в поход против найманов «Чингисхан сам встал на колени перед Священным Черным бунчуком и поклялся, что отныне и во веки веков это Боевое Черное знамя — покровитель монголов будет почитаться как главная их святыня…

Монголы свято верили в то, что Боевое Черное знамя-покровитель обладает фантастической силой, таит смертельную угрозу для любого врага. И все потому, что оно вобрало в себя силу Всевышнего Вечного Тэнгри, являлось своего рода посланником, личным представителем Небесного Владыки.

Совершая жертвоприношения Боевому Черному знамени-покровителю, вверяя ему судьбу своего Улуса и исход своих военных действий, монголы были убеждены, что напрямую общаются со своим Небесным Покровителем, Всевышним Тэнгри, и удостаиваются его харизмы»[341].

В день после полнолуния — шестнадцатого числа первого летнего месяца года Мыши (1204 г.), окропив Боевое Черное знамя, Чингисхан выступил «повоевать найманов». Как сообщает автор «Сокровенного сказания монголов», реорганизованная многотысячная рать Чингисхана совершила более чем 1300-километровый переход от реки Халхин-Гол до восточных отрогов Хангайских гор, где протекает река Орхон. Людям и лошадям, очевидно, нужна была передышка. Да и численный перевес, как признавали сами монголы, был все же на стороне врага.

Благодаря уловке, предложенной его военачальником, Чингисхану удалось дезориентировать врага по поводу численности своей армии и добиться необходимой передышки. Таян-хан оказался в растерянности, запаниковал.

Еще большего страха на Таян-хана нагнал его «союзник» Жамуха, который принялся восхвалять военную мощь рати Чингисхана, а затем, бросив на произвол судьбы Таян-хана, и вовсе известил побратима Чингисхана о том, что «найманы в панике бегут… потеряли дух воинственный они»[342].

Вскоре «был полонен и подчинен весь народ найманский», под водительство Чингисхана влились и все племена, ранее ведомые Жамухой. Избежать пленения удалось лишь самому Жамухе и сыну Таян-хана, Хучулугу. Не подчинились Чингисхану и его старые недруги, мэргэды, которые, по сообщению Рашида ад-Дина, были «заодно с Таян-ханом и бежали после его поражения».

К этому периоду относятся еще два примечательных события в истории монголов и жизни самого Чингисхана, первым из которых закончился поход на найманов, а вторым начался решающий этап подчинения ворогов-мэргэдов.

Первое из них касалось заимствования и использования монголами письменности, получившей впоследствии название «уйгуро-монгольской». Это событие монгольский летописец Мэргэн гэгэн[343] связывает с хранителем печати найманской канцелярии, уйгуром по происхождению Тадтунгой (Тататунгой)[344], который, по свидетельству «Юань ши», действительно в это время был пленен и поступил на службу к Чингисхану Таким образом, у монголов появилась письменность и с тех пор, согласно повелению Чингисхана, все принятые им указы должны были оформляться письменно, что явилось обязательной предпосылкой формирования подлинной правовой системы в создаваемом Чингисханом государстве.

УКАЗ ЧИНГИСХАНА ОБ ИСПОЛЬЗОВАНИИ УЙГУРСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕЛАХ

«Определить Тататунгу в должность и приказать пользоваться той самой печатью при посылке всякого рода официальных документов, а также использовать его в обучении монголов письменности, законам, военной стратегии»[345].

Разобравшись с надобностью применения печати в государственных делах, Чингисхан приставил Тататунгу к своим сыновьям преподавать уйгурскую письменность. Вскоре эта письменность стала широко употребляться в государственных делах, а самого Тататунгу «стали использовать в различных делах делопроизводства»[346].