Книга Ветра и Крови

— Синоби, — ответила Катя, — нет, не будем. В этом нет никакого смысла. Во-первых, они наверняка скопировали книгу. Во-вторых — мы тоже. И, самое главное — у них нет никакого шанса понять, что именно там написано. Эти языки слишком далеки от любых языков Земли. Любые аналогии будут неизменно заводить исследователей в тупик. В конце концов, он станет всего лишь ещё одной неразгаданной загадкой истории.

— Ты… уверена? — спросил я.

— Абсолютно, — кивнула Катя, — возможная выгода от возвращения манускрипта не перевешивает риски. Я совсем не хочу, чтобы японское тайное общество заподозрило о нашем существовании.

— Они уже знают о птицеголовых, — возразил я, — что принципиально изменит новое знание?

— Гриша, я думаю, что этот народ был специально создан, чтобы противостоять моему проекту, — ответила Катя, — и я не буду делать никаких резких движений, пока не пойму эту игру до конца. Кто это сделал? И, главное, зачем?

Я беспомощно пожал плечами, поглядев на челнок. Расстояние было приличным, но я всё же смог разглядеть фигуру Кая. Он стоял возле входного люка.

— Их надо изучать, Гриша, — продолжала Катя, — потому что, мне кажется, вскоре появится нечто подобное для того, чтобы сгубить основанное тобой. Понимаешь меня?

— Нацизм? — спросил я, — его одолели, но очень дорогой ценой. Что тут ещё изучать?

— То, что мы знаем о будущей победе — не значит, что мы не должны делать всё для её достижения.

— Иначе история изменится, — вздохнул я.

— Иначе история изменится, — согласилась Катя.

Я отвернулся. Вошёл в режим и в пару прыжков переместился к челноку.

Кай тревожно посмотрел мне в глаза. А потом, не говоря ни слова, крепко обнял. И, пожалуй, это было именно то, что нужно в тот момент.

Глава 7

106 лет до Перехода

Теперь Москва была совсем как настоящий город. Правда, не столичный, конечно. В моём детстве мы иногда с родителями на машине ездили на выходные, в близлежащие города. Похожим образом выглядела Коломна или, скажем, Углич, образца года две тысячи четвёртого — две тысячи пятого. Разве что грязи тут было всё-таки побольше. И отовсюду веяло какой-то неряшливой обречённостью: много нищих, беспризорников, пьяных… словно у города вдруг заболела душа, предвидя грядущее безвременье.

Мы стояли на грязном, глинистом пятачке на берегу Яузы, в полукилометре от места, где она впадал в Москву. В моём времени река здесь текла в гранитном русле, и больше напоминала питерские каналы. Здесь же это была обыкновенная речушка, с кустами на берегах, глинистыми спусками, которыми активно пользовалась домашняя скотина, и зарослями камыша и рогоза.

У самой воды застыл огромный валун. И я бы ни за что не признал в нём останки некогда грозной радиоуправляемой танкетки, с помощью которых нас атаковали сотню лет назад. Но Катя показала мне, правильные охряные узоры на поверхности, под которыми, видимо, медленно ржавели траки и броневые пластины. Мальчишки, которые лазали по валуну, со звонким смехом играя во что-то своё, этих узоров, видимо, не замечали.

— Как он здесь оказался? — удивился я, — вроде место нападения было в паре километров отсюда…

— Сложно сказать, — ответила Катя, — думаю, дело тут в социальной психологии. Сначала люди подсознательно избегали места, где стояла эта штуковина. Вокруг нарастал культурный слой. Объект медленно уходил под землю. А потом кто-то решил расчистить место под строительство. Только расчистка эта шла со множеством странностей. Представляешь, наверное?

— Представляю, — кивнул я, и действительно как-то очень отчётливо представил себе батюшку с кадилом, церковный хор, молитвы все дела…

— В общем, часть грунта сбросили в реку. А на этот валун поначалу просто не обращали внимания, пока тот железный охотник продолжал врастать в породу.

— Ты следила за этим процессом, да? — догадался я.

— Мне было любопытно, — улыбнулась Катя.

— Поэтому ты его и выследила?

Ответа не последовало; вопрос был риторическим.

— Похоже, у тебя появляется что-то похожее на человеческую интуицию, — сказал я.

— Я и есть человек, Гриша, — сказала Катя тихо.

А я почувствовал себя идиотом. Вот как общаться с существом, единым в двух лицах, которое, к тому же, к тебе неравнодушно?.. Да чего там: к которому неравнодушен ты сам.

Я подошёл к ней. Аккуратно обнял за плечи. Притянул к себе и поцеловал. Она не пыталась отстраниться, но ответила на поцелуй не сразу.

— Дурак! — заявила Катя, как только я снова поднял голову.

Я огляделся. Мальчишки, галдевшие у камня, теперь замерли и, затаив дыхание, наблюдали за нами.

— Тут так не принято! — продолжила Катя, почему-то краснея и улыбаясь одновременно.

— Ну извини, — невпопад ответил я.

В ответ она только фыркнула.

В этот раз челнок мы посадили на большом пустыре, рядом с Семеновским кладбищем. Неподалёку проходили пути Казанской железной дороги. То и дело долетали гудки маневровых паровозов и густой запах угольной копоти. Пешком от нужного места вдоль Яузы добираться было довольно далеко, но мы не спешили, хотя и могли воспользоваться тюрвингом перемещения.