Книга воспоминаний

— К вам приезжают видные люди — академики, министры, многие из них пожилые. Вам необходимо иметь при гостинице врача. А я известный профессор. — И двойной номер был ему оставлен.

В бытность мою у него в гостях он рассказал мне такую историю.

— Приходит ко мне какой-то молодой человек, говорит: «Профессор, ради бога, у меня умирает жена». Я спрашиваю: «А какой Вы мне уплатите гонорар?» Он говорит: «Сколько хотите! Сто пятьдесят рублей». Я отвечаю: «Сто пятьдесят рублей? Это коробка папирос. До войны я брал двадцать пять рублей за визит. Вы где работаете?» Он говорит: «На табачной фабрике». — «Вы будете снабжать меня папиросами».

Я профессору понравился. Перед моим уходом он нагнулся, вытащил из-под кровати метровый ящик, вынул из него две папиросы и отдал мне.

(Он вскоре умер от рожистого воспаления).

Ночью я спал в юридическом институте, в аудитории на сдвинутых столах, а днем устраивал в больницу тетю Фаню. Взять ее, хотя бы временно, к себе в комнату Лидия Михайловна не хотела. Наконец, мне удалось выбить машину, с большим трудом выманить тетю из дому на улицу и усадить в автомобиль.

Тут она поняла, куда едет, и всю дорогу проклинала меня и всех моих близких. Проклятия были довольно изысканные: все мои родственники до десятого колена должны были умереть возможно более неприятной смертью.

— Вот, один уже умер, теперь другие… — и далее следовало подробное перечисление, как кто из моих умрет.

Наконец я привез ее в сумасшедший дом. Он стоял в хорошем парке. Куда идти, было неясно. Я заметил какую-то приятную женщину, гулявшую по дорожке, и спросил у нее, где приемный покой. Она показала мне, и я отвел туда тетю Фаню и сдал се. Когда я вышел, та же особа объяснила мне, что можно передавать, когда приемные дни и часы, и вообще была очень любезна. Под конец я спросил, кем она здесь работает. Она ответила:

— Я нимфоманка.

Я вернулся. Оставался мне один день. Я пошел на базар и на оставшиеся 100 рублей купил одну связку маленьких морковок, которую подарил жене перед отъездом.

Город показался мне очень странным. Странными были названия улиц: главной'была улица Малышева, а кто такой Малышев — неизвестно; затем, была улица Вайнсра: чтобы как-то ее отметить, на углу сообщалось: «В этом доме в ночь с 18 на 19 октября 1918 г. ночевал т. Вайнср». Сам т. Вайнер был изображен в плоском рельефе, кроме длинного носа, который был смоделирован выпукло. То же с портретом Малышева и прочих. Имелась «улица, 17-летия Рабоче-крестьянской милиции».

Перейти даже через большую улицу в Свердловске было очень трудно, потому что все было погружено в глубокую грязь. Стояла поздняя осень. Чтобы переправиться от юридического института на противоположную сторону, нужно было с полкилометра пройти до относительно сухого места, где лежали кирпичи, а затем вернуться по другой стороне обратно. Сравнительно недалеко от института была трамвайная остановка, откуда моя жена ездила читать лекции в каком-то другом месте. Однажды она, с трудом обойдя все лужи, добралась до остановки — и видит на столбе объявление:

«Для удобства пассажиров остановка отменена». Это выражение вошло у нее в пословицу.

Перед отъездом я опять проходил ВТЭК по окончании срока отпуска, докторша послала меня на рентген. Затем на рисунке, сделанном со снимка (была только флюорография — пленок не было), она долго карандашом увеличивала пятно, которое там наблюдалось. Увеличивала, увеличивала, вздохнула и сказала:

— Вам придется все-таки ехать в часть.

Она очень хотела освободить меняет этой необходимости. Конечно, ей виделась настоящая боевая часть, а не наше «Маньчжоу-го».

В тот же день я зашел в военкомат (он находился при железнодорожной станции). Здесь я должен был отметить свое удостоверение. Был там большой прилавок, как в милиции, за ним сидел дежурный по военкомату и трое или четверо военных, которые весело о чем-то беседовали. В то время как двое из них были в поясах и с оружием, другие двое были без погон и поясов — явные арестанты. Я спросил, что они тут делают.

— А это дезертиры.

Видимо, в то время их не расстреливали, а отправляли обратно на фронт. Этим и объяснялось их веселое настроение.

Оказалось, что ни купить билет, ни сесть в поезд опять нельзя, но так как он стоял в Свердловске очень долго, то я обманул бдительность проводницы, вошел и сел явочным порядком. Когда поезд пошел, мы с нею договорились, что на ближайшей станции они выйдет и купит мне билет. Я дал ей деньги и еще что-то из пайка — наверное, табак.

Таким образом, я благополучно вернулся в Беломорск.

I I