Книга воспоминаний

История с предполагавшимся взрывом неясна; до сих пор об этом ходят разные легенды. [333]Я сам слышал от Бахтссва и от норвежцев, как это, по их сведениям, происходило. По одному из рассказов, немецкий офицер, который должен был поджечь бикфордов шнур, не сделал этого. Просто воспользовался суматохой и ушел со своей группой солдат. Это делает честь человеческой природе, но так ли было дело, я точно не знаю. Вслед за ним сразу явился Бахтесв со своим взводом. Однако слух о готовящемся взрыве дошел до норвежцев раньше. Один из них, Хуго Йенссн, прибежал к нам за помощью, и наше командование направило туда Бахтссва с развсдвзводом, и он отбил немецкую группу. Мне кажется вероятным, что к приходу Бахтссва немцы уже удирали полным ходом и, увидев или услышав русских, оставили в покос дома Бьсрнсватна. Кто предотвратил взрыв, я достоверно не знаю.

Но идея взорвать шахту с людьми действительно была — это так. Месяца два спустя норвежцы, у которых тогда еще сохранились радиоприемники (мы их отобрали на 1 мая 1945 г.), слышали сообщение радио Осло, контролировавшегося немцами, о том. что русские, ворвавшись в Киркснсс, будто бы взорвали рудники, где пряталось мирное население. Был назван ряд фамилий «погибших» из числа тех, кто действительно был в руднике. В той обстановке эта немецкая передача была прекрасной пропагандой в нашу пользу.

До ухода Бахтссва не было набегов на склад рома и не было никаких жалоб на наших солдат в этом районе.

Принимали нас норвежцы изумительно. Ни обьятии, ни поцелуев, конечно, не было — это у норвежцев не принято. Тем не менее отношение к нам было самое лучшее. Ребята из «Красного Креста», проезжая мимо комендатуры, даже пели наш авиационный марш: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…* и другие советские песни.

II

Наши тоже отнеслись к норвежцам (или, как говорила вся армия «норвегам») хорошо. Мы в комендатуре ели подполковничьи сухари, но в частях были свои полевые кухни и печеный хлеб. У норвежцев же никакого снабжения не было, все продовольствие было уничтожено немцами, и наладить их жизнь было не в наших силах — в частности, не в наших силах было сотворить все те благодеяния местному населению, которые описаны в официальной истории Карельского фронта. В частях помогали с пищей подкармливали детишек, а чуть позже командование оказало населению и другую важную помощь, о чем я расскажу ниже.

Солдатский черный хлеб очень ценился, и ходила легенда, что в буханки запекают настоящее сливочное масло, поэтому он такой вкусный. Такого хлеба в Норвегии никогда не знали.

В «Красном Кресте», в Бьёрневатне, у членов муниципалитета я собрал всякие нужные сведения: о немцах, что они тут делали, какое к ним было отношение (и какое к нам), как норвежцы относились к квислинговцам, что это за нынешний муниципалитет и т. д.

В домах Бьёрневатна и по дороге оттуда в Киркенес образовывались настоящие коммунальные квартиры. Идя из Бьёрневатна, я решил, что у меня может найтись прекрасный информатор о населении — местный пастор. Это полуофициальное лицо могло мне хорошо обрисовать положение. Стал искать пастора, походил по разным домам — всюду по 5–10 человек в комнате, где пастор — никто не знал. Наконец, я его нашел: он жил в невероятно переполненном домике, сохранившемся на Бьёрневатнской дороге. Пастор был страшно замученный, несчастный человек с большой семьей. Он очень удивился, что его разыскивает советский офицер. Рассказал о жизни при немцах, об их издевательствах над русскими пленными, об их попытках угнать жителей.

После визита к пастору я пришел в комендатуру и написал большущее донесение. Не помню, где я взял бумагу — помнится, я засунул в карман шинели большой блокнот. Я заполнил страниц двадцать своим мелким почерком. Возник вопрос, как отправить. Генерал Калашников велел пересылать ему донесения через штаб корпуса, который находился в Ярфьорде, по другую сторону реки. Я не имел понятия, что выше по ее течению есть наплавной мост, и поэтому лез через взорванный, по искалеченным металлическим конструкциям, проявляя чудеса эквилибристики. Мне амфибии не было подано. Обе стальные фермы моста были вздыблены со стороны берегов и обрушивались в воду посередине; по счастью, между ними на реке плавали какие-то бревна или доски — видимо, от покрытия центральной взорванной части или от временного, уведенного отсюда наплавного моста — и я переправился.

Дошел уже затемно до штаба корпуса в Ярфьорде и там отдал комиссару свою бумагу. Ясно понял, что больше я писать не буду, дела хватит и без донесений. Каждый день ходить за 18 км — это было невозможно. Стану я баловать генерала! Тем более что он, скорее всего, успел забыть про меня и больше моих сочинений читать не будет. — Я уже не помню, как добирался среди ночи обратно, — вероятно, все-таки через наплавной мост выше по реке; во всяком случае, к утру я добрался в комендатуру. Это было памятное путешествие.