«Книга Всезнания» (СИ)

— Я сам часто чего-то боюсь, почему я должен тебя в трусости обвинять? Мне, конечно, смешно было, что ты так мышек испугалась, они же милые, — девушка снова передернулась, — но мало ли, кто чего боится? Издеваться я не буду точно, извини, что рассмеялся.

— «Смелость — это сопротивление страху и контроль над страхом, а не отсутствие страха». Это сказал Марк Твен, — устало вздохнув, сказала девушка и присела у ручья. — Нет людей, которые вообще ничего не боятся, но трусами можно назвать лишь тех, кто не пытается взять верх над страхами, а потворствует им. Я трусиха, потому как не могу и не хочу бороться с этим страхом: мыши — это единственное, что меня вгоняет в панику, и перебороть ее я не в состоянии. Моя бы воля — истребила их всех, чтоб ни единой твари не осталось, — в голосе девушки проскользнула странная, беспощадная нотка, и Тсуна удивленно на нее покосился. — Но я ничего не могу поделать ни с этими гадкими грызунами, ни со своим страхом. Да и не горю желанием от него избавляться: для этого придется столкнуться со страхом лицом к лицу, причем не один раз, а я на это не согласна. С тобой всё иначе: ты хоть и боишься, но перебарываешь себя и делаешь то, что нужно, по крайней мере, по большей части. Так что трусом тебя назвать с точки зрения Марка Твена нельзя, ведь ты умеешь преодолевать свои страхи. Только знаешь, страх преодолеть куда проще, чем искушение, но это так, лирическое отступление.

— Не знаю, я как-то о таком не задумывался, — пробормотал Савада, уставившись на воду. Краска, прилившая к щекам, сходить не желала, и Страж усмехнулась — она прекрасно знала о любви Тсуны к самокопанию и попыткам поверить в характеристики Реборна, кои тот щедро сыпал на голову ученика. Вот только еще Лия знала, что Савада отчаянно не желает быть «бесполезным глупым тунцом», а потому смущенный румянец и растерянный ответ на похвалу говорили ей не о том, что Тсуна и впрямь не задумывался, трус он или храбрец, а о том, что ему льстят озвученные кем-то слова поддержки и одобрения. И Страж усмехалась. Не реакции Савады на ее длинную речь, а отсутствию таковой на куда более важное дополнение — на слова о том, что искушения порой слишком сильны, чтобы их преодолеть…

— А ты подумай, мозг человеку для того и дан, чтоб размышлять. Отчасти, конечно, но и пренебрегать одной из основных функций не стоит — порой удивительные результаты получаются.

Савада на язвительные слова лишь горестно вздохнул и, пошлепав ладонями по холодной ключевой воде, встряхнулся. Ледяные брызги привели его в состояние относительной боевой готовности, но отправляться в путь прямо сейчас он не хотел: усталость пересиливала желание оказаться дома. А потому еще пятнадцать минут парень отдыхал, перекидываясь с духом ничего незначащими фразами, и лишь набравшись сил, двинулся в путь.

Солнце вошло в зенит и нещадно жгло землю, а заодно и всех живых существ, и Савада даже слегка позавидовал спутнице, не ощущавшей ни духоты, ни усталости, но ее бледное, осунувшееся лицо, выпирающие кости и запавшие глаза, под которыми залегали страшные тени, прогоняли это глупое чувство и заставляли парня сочувствовать странному, почти живому существу, постоянно мучившемуся от голода и неспособному его утолить.

Наконец лес начал редеть, непроходимая чаща превратилась в светлую рощу, а земля, прежде напоминавшая непролазную трясину, стала плотнее и уже не пыталась стащить кеды с ног путника. Лия сосредоточенно хмурилась, и минут через десять шествия по относительно просохшему лесу скомандовала:

— Поворот налево, в ста метрах отсюда твои знакомые. Они начали поиски с самого утра, и если хочешь осчастливить их победой, сворачивай.

— Еще лишние сто метров! — простонал Тсуна, а лес вдруг огласил крик:

— Джудайме! Где Вы?! Отзовитесь!

Знакомый прокуренный голос «Правой руки» заставил Саваду забыть о только что расстроивших его ста метрах, и парень, собрав последние силы, со всех ног кинулся к другу, крича:

— Гокудера! Мы тут! В смысле, я тут! Я в порядке!

— Ну да, ну да, ценное уточнение, — прокомментировала Лия, плывя по воздуху рядом с пытающимся бежать Хозяином. — А то это твое «мы» вызвало бы кучу вопросов. Вот только, боюсь, оговорочка может еще дать о себе знать: Гокудера Хаято вряд ли обратит на нее внимание, но если о ней узнает твой репетитор — вцепится в нее, как энцефалитный клещ.

— А может, обойдется? — со смущенной улыбкой спросил Тсуна, едва переводя дыхание.

— «Надейся на лучшее, но готовься к худшему», — процитировала Лия. Тяжкий вздох был ей ответом.