— Мальчишки могут так сильно метнуть свой шарик в наш, что тот перепрыгнет через бортик и упадет довольно далеко от изначального пункта назначения, — ответил Фукс, снисходительно улыбаясь и не сводя с подопечного немигающий взгляд. — Так что внешние воздействия порой и впрямь уничтожают человеческие мечты. Но понимаешь ли, есть воздействия непреодолимые, а есть те, с которыми человек способен справиться. Вопрос лишь в том, хватит ли у него сил удержаться на доске и не упасть с нее. Впрочем, порой воздействия бывают настолько сильны, что даже самый сильный человек не может с ними справиться. Мечтавший об Олимпиаде бегун не вернется на трассу, если ему искрошит в пыль позвоночник дорожная авария. Но этот самый бегун сможет поучаствовать в паралимпийских играх, если натренирует руки и сможет управлять коляской. И знаешь, я куда больше поражаюсь достижениям паралимпийцев, нежели их куда более популярных собратьев, получивших медали Олимпиад. Стать сильным, преодолев, казалось бы, непреодолимое препятствие, куда сложнее, нежели стать сильным, не встретив таковых. И такие люди вызывают куда больше уважения у тех, кто не понаслышке знает о том, что такое преодоление самого себя. Ведь быть уверенным в себе и идти по дороге, которую выбрал изначально, куда проще, чем испытать боль, но суметь найти в себе силы и бороться за мечту наперекор судьбе. Знаешь, Савада-нии, самое сложное для человека — преодолеть самого себя. Всё остальное преодолеть куда проще. Потому что главный враг наших свершений — мы сами и наше нежелание бороться за мечту.
Тсуна вздохнул. Циновка жалобно зашуршала, подчиняясь переминавшемуся с ноги на ногу хозяину, решившему немного ее помучить. Немец усмехался, глядя на растерянного парня и читал в Книге его мысли, разрозненные, лихорадочные, спутанные, но перебиваемые одним элементарным чувством. Ленью.
Что делать, если менять свою жизнь лень?
Что делать, если добиваться мечты лень?
Что делать, если бороться с миром лень?
Что делать, если преодолевать лень тоже лень?
И как быть, если мотивация для преодоления лени меньше нее самой?
Фукс рассмеялся. Поднявшись, он одернул камзол, поправил шейный платок. Изящным движением пригладил слегка растрепанные волосы и пошел к выходу. Просачиваясь сквозь захлопнутую бежевую дверь, он сказал лишь одну фразу.
— «Желающего идти судьба ведет, нежелающего — влачит», Савада-кун.
***
Каждое утро школа просыпалась вместе с городом. Город тонул в мареве солнечных лучей, словно ловец жемчуга в океане, и неизменно всплывал на поверхность реальности, лишь только рассвет разлетался на осколки, обнажив синее, а порой и серое, спокойное небо. Школа тонула вместе с городом: с серым камнем мостовых, с жужжавшими, будто рой пчел, толстыми лианами-проводами, с мутными стеклами окон, отражавшими толпы людей, спешивших куда-то, позабыв о покое… День закручивался спиралью, вырывая из небытия ночи все проблемы и тревоги, а затем, совершив нужное число витков вместе с часовой стрелкой каждых часов города, замирал, растворяясь в ночи. И школа, бурлившая разговорами, смехом и скандалами, замирала, погружаясь в сон. Маленький мир копировал большой, изо дня в день отражая в себе улей вечно куда-то спешивших взрослых.
Уроки в первый день после летних каникул не принесли Саваде ничего интересного. В отличие от перемен, наполненных веселой болтовней с друзьями, спорами с репетитором, постоянно норовившим затаиться в самых неожиданных местах, и конечно же улыбками, расцветавшими на губах будущего босса Вонголы в секунды, когда мимо него проходила она. Девушка с веселой улыбкой и серьезными глазами.
Кому она улыбалась, глядя в окно, кому улыбалась, слушая, как брат в который раз обещает не ввязываться в неприятности, точно зная, что он нарушит обещания? Кому она улыбалась, понимая, что мир вокруг куда сложнее, чем ей пытаются показать?
Она обманывала мир так же, как он обманывал ее, или же просто надеялась на лучшее, не веря в сказки, но веря в своих друзей?
Киоко Сасагава любила школу. И каждый день, погружаясь в мир бесконечных забот, ощущала себя нужной и важной, способной поддержать и подбодрить, умеющей показать, что верит опасному миру, любящему говорить, что он безопасен, чтобы миру не нужно было беспокоиться еще и о ней. А дома она закрывала дверь карцера на щеколду, открывала учебник и погружалась в мир, столь близкий к миру за стенами школы. Потому что дома всегда было слишком холодно. Слишком пусто. Слишком фальшиво.
Кому же понравится ежечасно выдавливать из себя фальшивую улыбку, отвечая на очередную ложь брата, что веришь ему?