Практически сразу стало ясно — там, где мы, практически до нуля снижается активность вражеских коптерщиков, а следовательно, и артиллерии. К моменту написания этих строк у нас шесть подтверждённых перехватов вражеских БПЛА и (возможно) одна уничтоженная команда украинских коптерщиков, которую мы засекли. Во всяком случае, перепахали тот район знатно, и там явно что-то горело. Постепенно мы втянулись и в другие задачи, уже не совсем дронобойщиц-кие. Внесли свой вклад и в оборону населённого пункта, где на тот момент находились. Чисто ради душевного спокойствия. Возникла и социальная нагрузка: к нам приходили все бесхозные звери населённого пункта, которых мы постепенно пристраивали в добрые руки.
Звери, кстати, играли большую роль в нашем фронтовом быте под Угледаром: они нас грели, потому что огонь-то разводить нельзя, его сразу засекают в тепловизоры. А у противника там были три танка-браконьера, которые, чуть что, выкатывались и разбирали наши позиции. Причём наша артиллерия просыпалась обычно часа через три после того, как танкисты отстреливались. Впрочем, это большой прогресс — первое время артиллерия начинала стрелять часов через 8–9 после обнаружения противника. Мы грустно шутили, что раньше удастся сбросить с копте-ра гранату в люк одного из танков, чем их вовремя накроет наша артиллерия. Хороший пример того, как это всё работает: на нашем участке стояла станция радиоразведки, которая сканирует воздушное пространство на 150 километров и вообще перехватывает до хрена чего.
Но её экипаж сначала докладывает в Донецк, из Донецка докладывают в Новочеркасск. Там принимается решение и дальше идёт по цепочке обратно. Думаю, о том, как меняется обстановка за это время, говорить не надо. При расстоянии в километр между этой электронной хреновиной и штабом батальона логистическое плечо выходит чуть ли не в тысячу километров.
Если честно, в работе нашей довольно мало героического. У меня даже каких-то особенных ярких воспоминаний не осталось от нескольких месяцев под Угледаром. Предполагаю, что со стороны наша работа и вовсе выглядит как забавы умалишённых: несколько мужиков сначала ставят на штатив хреновину, похожую на огромный мастерок, а потом в какой-то момент выбегают из кустов с пластиковым ружьём и начинают беззвучно стрелять из него в небо по не видимой никому цели. Местные наверняка считают, что у них под боком живут психи.
Боец тренируется обращению с противодроннын ружьём. Фото Дмитрия Плотникова.
Такое и вспоминается, в основном смешное. Например, как мы при обстреле, когда накладывали буквально к нам во двор, выбегали из дома и все трое по очереди впечатались в перекрытие. Или как мои бойцы убивали курицу. Захотелось мне, значит, поесть бульончика, и я отправил этих детей каменных джунглей решать задачу по добыче курятины. Для начала они попытались её задушить. В какой-то момент они решили, что добились успеха, но у курицы было другое мнение — она проснулась и начала от них убегать.
В результате они отрубили ей голову с помощью ножа и кувалды. Весь процесс убийства и потрошения занял около полутора часов. Впрочем, понять парней я могу. Сам бы не смог убить курицу, потому что люблю животных. Баранов только не люблю после одного тяжёлого периода в жизни.
Может быть, конечно, просто притупилось восприятие. С кампании 2014 года у меня осталось множество воспоминаний, она вообще была богата на какие-то дикие и смешные приколы. Кто-то скажет, что тогда была анархическая вольница, которая сейчас исчезла, но я с этим не соглашусь. Анархическая вольница у нас всё ещё есть, и это залог нашей победы. Всегда, когда у нас пытаются построить иерархическую систему, то выходит страшная херня. А вот когда инициативу отдают на места, то начинаются движняки. Главное отличие 2014 года от того, что происходит сейчас, — это то, что воинские подразделения были одновременно политическими группировками. Но и сейчас мы неизбежно к этому вернёмся, причём в процесс вовлекаются и регулярные воинские части. А что им ещё делать, у них воюет уже третий состав, потому что первый убили, а второй запятисотился[55]
.В нашем посёлке сидел командир морпехов, у которого контракт закончился пару месяцев назад, и он продолжает воевать уже просто потому, что потому. Ну это ладно, лирическое отступление.