Читаем Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1 полностью

— Видон получился нереальный. Люди охуевали — думали, что я прокурор! — заливается Плотников. Я представляю себе упитанного Дмитрия в пальто и бронике среди руин Волновахи — «боевой пингвин» — и тоже не могу сдержать улыбки.

— Медийку, медийку мне давайте! — раздражённо заглушает общий гвалт Бастраков. — Что сегодня наснимали? Это вопрос нашим журналистам, Алексею и Александре. Я в пиаре гуманитарного проекта не задействован, я — мышцы миссии, моя работа — таскать и раздавать.

Диме показывают дневной материал.

— Неплохо! Хорошие кадры. И девочка с царапиной, и бабуля с котиком, — одобрительно кивает Бастраков. — Теперь тексты давайте. Нужны истории. Истории, которые тронут людей.

Журналисты начинают составлять рассказ. Чтобы отвлечься от мыслей о еде, я вставляю свой вариант малозначащего фразеологического оборота.

— Подходит. Молодец, Миша, — хвалит меня Александра.

Мою придумку берут в текст. Окрылённый удачным литературным дебютом, я начинаю активно участвовать. После того как я предлагаю фразу — «вдоль дороги ржавеет сгоревшая броня», слышу громкий смех за столом слева. Поворачиваюсь. Мне в лицо презрительно улыбается захмелевший капитан. Убедившись, что его смех дошёл до адресата, он подчёркнуто медленно отворачивается и громко говорит сидящему напротив майору: «Слышь, Игорь?! Сгоревшая броня у него! Воины… блядь… ресторанные…» Кровь приливает к моему лицу. От стыда я чуть не задыхаюсь. Первый импульс — подойти объясниться: «Я тоже участвовал! Я тоже там был! В пятнадцатом…» Слава Богу, хватает ума остаться на месте — всё по делу. На войне не бывает прошлых заслуг. Сейчас я — тыловая пена. Надо меньше болтать.

— Голова раскалывается, — жалуется Бастраков. — Вот здесь, — он нажимает указательным пальцем муть выше переносицы, — гиря чугунная. Гайморит, скорее всего. Мне тут антибиотики подогнали, сейчас закинусь.

— Ты бы пивом не запивал, — пытаюсь советовать я.

— Думаешь, лучше водкой? Водкой с перцем… — Дима рассеянно смотрит сквозь меня, думая о чём-то своём.

Наконец приносят еду, и разговоры за столом смолкают. Кухня здесь слабая, на провинциальную тройку.

Сосредоточенно работаем столовыми приборами.

Подходит шустроглазый здоровяк Аким Апачев. Аким с каждым церемонно, по-восточному, обнимается. Они с Бастраковым обсуждают завтрашний выезд. Апачев очень важен для нашей миссии, через его связи с военными мы имеем возможность помогать гражданским, застрявшим на передовой. Он храбрый парень.

— Мы вообще планируем под Изюм прорваться, — горячится Апачев.

«Ну так это уже с боями надо, — думаю я. — Хотя… Такой и поедет…»

Аким уходит. Подсаживается военкор «Красной звезды», низкорослый, среднего возраста, с довольной миной на лице. Просит российского курева, от местной гадости устал. Настроен оптимистично:

— Скоро белорусы подтянутся. Хохлам совсем пиздец наступит.

Я не разделяю его надежд.

— Лука — проститутка усатая. Деньги брать будет, обещать будет, а начать не начнёт. Да и в масштабах нынешней войны белорусы — это мало, ни о чём…

— Ещё как «о чём»! — возмущается военкор и с усилием давит остатки быстро выкуренной сигареты в набитой пепельнице. — Сегодня видел, как наши вертушки работают. Зрелище! Впечатляет.

— С кабрирования стреляют, точность низкая. У противника ручной ПВО до хуя, близко не подпускает, — кидаю я ложку дёгтя в его медовое настроение. Военкор пристально разглядывает меня. Он удивлён таким пессимизмом. Я и вправду оцениваю ход боевых действий почти как катастрофу. «Краснозвездец» запасается столичным «Кентом» и салютует приложением двух пальцев к виску на прощание.

— Тебе не кажется, что всё это похоже на хемингуэевский Мадрид? С его битком набитыми кафе и артобстрелами? С передовой по городской окраине? — обращаюсь я к Алексею.

— Что-то отдалённое есть, — сыто улыбается Лёша.

Вот и поужинали. HAPPY LIFE пустеет.

Хотя в нескольких компаниях уже говорят на повышенных, пьяных дебошей не ожидается, на территории вооружённых мужчин царит уважительное дружелюбие. Здесь ещё жив дух 2014 года: дух свободы, авантюризма, причастности к большому делу, причастности к Истории.

«ТЫЛ-22». Мариуполь: итоги.


На улице пусто, холодно и тихо. Я и Бедаш стоим в стороне от молодёжи. Между собой, не без доброй иронии, мы называем их «наша интеллигенция». Интеллигенция же в который раз возбуждённо обсуждает завтрашние планы. Где-то далеко ложатся разрывы.

— Прилёты. По городу. Слышишь? — закуривает Бедаш.

— Слышу. Пора двигать, комендантский на носу, — отвечаю я и глубоко втягиваю острый, с примесью табака, воздух.


СУРИКАТЫ

Игорь «Берег» Мангушев, офицер

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары