Читаем Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1 полностью

— Спасибо, почитаем. — Запихнув книгу под разгрузку, он с прищуром посмотрел на меня. — А что это за название такое странное, «Чёрная Сотня»?

Автор с шевроном «ТЫЛ-22» на бронежилете. Фото из архива «ТЫЛа-22».


— Никакого экстремизма… — захотел успокоить я офицера, но не успел.

— Да нет, я-то как раз понимаю, я-то как раз за! Но другие могут не понять… Подумают неправильно. Вы это, давайте-ка ребрендинг, парни, делайте, а то с таким погонялом недолго и того… — он покачал головой, мол, ничего хорошего.

Где-то справа гулко ухнуло.

Военный прислушался:

— Ну, я пошёл. И подумайте над моими словами — ребрендинг, ребята, ребрендинг… — порекомендовал офицер-маркетолог и зашагал по большаку.

Следующей остановкой был дом Александра. К нему нам порекомендовали заехать в первом дворе. Это был двухэтажный кирпичный особняк с красивыми коваными воротами. К сожалению, хозяйство Александра пострадало сильно. Судя по характерным дыркам в металле ворот, выбоинам в заборе и стенах дома и в хлам разбитым стеклопакетам, «градина» легла совсем рядом. Здесь, в отличие от первого адреса, жили только сами хозяева, пожилой Александр со своей старухой. Он оказался ещё советским ветераном то ли ВДВ, то ли МВД в звании подполковника. Военный пенсионер очень радовался приходу русских. Старик пригласил всех зайти в дом. Ребята пошли, а мне захотелось остаться во дворе. Тимур Венков, увлёкшись съёмками, пропустил приглашение. Я топтался недалеко от калитки, когда из кустов вышел высокий молодой солдат с азиатским типом лица.

— Здрасте, — несколько растерялся я.

— Ага… добрый, — кивнул солдат.

— Мы тут еду привезли. Местным, — объяснил я своё присутствие.

— А я на «глазах». В дозоре то есть, — после паузы ответил солдат.

— Как настроение? — поинтересовался я.

— Хорошее… Поначалу было, — отозвался воин.

— А сейчас?

— Сейчас? Сейчас тоже ничего… Вроде, — загадочно улыбнулся юноша.

— Так вот ты какой, легендарный боевой бурят! — радостно закричал появившийся из-за угла Венков. — Дай-ка я тебя сфоткаю!

— Я калмык, — уточнил солдат.

— Это, как минимум, не хуже — боевой путинский калмык! — не унимался Венков, маневрируя с камерой вокруг военного.

Калмык скоро ушёл. На смену ему заступил рязанский увалень, вооружённый СВД. Следом во двор заглянул ДНРовский офицер, и они со снайпером обсудили тарифы на оплату «боевых». Офицер сетовал, что платят не как за войну, а как при режиме КТО. Недалеко, через несколько улиц, загорелась стрелковая перепалка. Офицер пошёл на звуки боя.

Я вышел на улицу и стал прогуливаться около машины. Тут ко мне привязался пьяный кавказец в танковой «техничке» с карикатурно большим носом. Он требовал у меня курить, а услышав, что я не курю, стал приказывать проходящим мимо солдатам подарить мне пачку сигарет. «Танкист» явно рассчитывал на драку, и я уже был уверен, что всё кончится нехорошо, когда на соседней улице появился невысокий мужичок с яркими пакетами в руках. Одет он был странно, в синюю, похожую на сантехническую робу и мягкие кожаные тапочки. Человек шёл по направлению к КШМке[52] и танку, маскировавшимся в лесопосадке на околице. Увидев «сантехника», задира мгновенно скис. Тот, заметив нас, неспешно подошёл.

— Ты чё тут слоняешься, абхаз? — пробасил низкорослый.

— Вот, товарищ полковник, тип мутный какой-то, проверяю, — указал на меня носатый.

Я подробно объяснил, кто мы такие и что тут делаем. Полковник слушал внимательно, не перебивая. Пока я отчитывался, получилось внимательно его рассмотреть. Возрастом около сорока, он был коротко стрижен, имел красную, дублёную кожу лица, массивные скулы и морщинистую «куриную» шею. Меня поразили его глаза. Точнее, не сами глаза, он были обычные, серые, а их выражение. Я сразу узнал этот заторможенный, потусторонний взгляд. Я встречал такой взгляд под Дебальцевом, в пятнадцатом. Этот человек видел боевые потери, видел смерть.

Дослушав меня, полковник медленно моргнул и, протянув большой целлофановый пакет, произнёс

— Значит, у тебя тоже работа тяжёлая. На, держи.

— Исчезни… — бросил он абхазу перед тем, как развернуться и уйти.

По наводке Александра мы отправились навестить пожилую женщину, ухаживавшую за лежачим мужем. С его слов, одинокая чета жила в казённой двухэтажке в центре Степного. Таких домов оказалось два. У одного из них, подогнанные почти вплотную к серым кирпичным стенам, стояли БТР-80 и КамАЗ. Местонахождение инвалидов нам указал солдат, сидевший верхом на броне. Воин ткнул пальцем в соседний дом и то ли приказал, то ли посоветовал: «Прижимайте тачку ближе к дому, накроют». Стариков нашли на первом этаже. В квартиру я не зашёл. С порога пахнуло сырым тряпьём и затхлостью. Старуха плакала и жаловалась, что они очень мёрзнут, особенно по ночам.

Мы вручили ей несколько сухпайков и лекарства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары