— Восстановят, Виктор. После войны целую страну из пепла подняли! Неужели огромная Россия один завод и пару городов не отстроит заново? Отстроит! Ещё лучше будет! — попытался я «растопить» собеседника.
— Думаете? — недоверчиво протянул он. — А то как же без завода? Без работы? Я вот — тридцать лет на нём… Без завода — значит без куска хлеба. Печи погасили… печи — вот главное, — говорил Виктор с лёгким намёком на южнорусский акцент.
— Не переживайте — и завод восстановят, и печи разожгут. Кто же такие бабки просто так бросит? «Азовсталь» — курица с золотыми яйцами! Найдутся желающие вложиться — ещё и в очередь выстроятся! — заверил я.
Аргумент про яйца подействовал.
— Да! Прыбыля-то завод огромные приносил! — воодушевился Виктор. — Это же уникальный металлургический комбинат — с собственным морским портом!
— Тем более — с морским портом! Такой актив на помойку не выбросят, — я улыбнулся как можно шире.
Слово «актив» окончательно убедило пролетария в хороших перспективах родного предприятия. Он посветлел. Однако не более чем на пару секунд. Как-то по-птичьи склонив голову набок, Виктор опять замолчал. Не поднимая взгляда, он наконец выложил, как мне показалось, сокровенное.
— А деньги у меня на украинской карте были. Вернут?
Если про «Азовсталь» я нёс полную отсебятину, то про банковские вклады знал более-менее точно: накануне на эту тему нас инструктировали сотрудники «Донецкой Республики».
— Вернут. Совершенно точно вернут, — не без гордости доложил я. — Принят закон, по которому обменяют гривны на рубли. Вам надо только предоставить или саму банковскую карту, или договор по вкладу, депозиту. В общем, документально подтвердить. Деньги вернут — за это отвечаю.
— Даже из украинского банка вернут?!
Лихо… Хорошо, если так, — вроде бы как обрадовался Виктор, но опять ненадолго. Видно было — человека тяготит что-то более важное. Как будто всё, о чём он спрашивал, было только предлогом для главного вопроса. Интуиция меня не подвела.
— Послушаете… Михаил? Правильно вроде? Так вот, Михаил, послушайте меня и донесите в Москву! У нас тут, на окраине Марика, ещё с советских времён стоит международный центр по спортивному альпинизму. Здесь, на краю Новосветовки, — и он кивнул куда-то в сторону. — Так вот, при Украине центр уже погибал. Ни ремонта, ничего. Изредка ещё проводились соревнования, сборы, но всё обветшало. Сейчас этот центр гибнет окончательно — растаскивают последнее, что оставалось…
Единственный в Союзе был! Единственный! — раз волновался он и тут впервые посмотрел прямо на меня. Его светло-серые глаза оказались большими и по-оленьи покорными. У меня в горле образовался ком. Я с трудом выдохнул.
— Вы… не нервничайте. Не до спортивного сооружения сейчас.
Приоритет… — начал я, но Виктор с неожиданной решительностью перебил.
— Нет! Вы там в Москве не понимаете! Это же не просто спорт-центр — это символ! Если восстановите его — значит, Россия тут навсегда! Значит, и вправду всё возвращается. Мы-то потерпим — нам главное знать, что всё это всерьёз, что всё не напрасно. Вы — это! — потянул он ниточки тонких бровей вверх, — в Москве объясните. Обязательно объясните! А мы — мы потерпим.
Я не сразу нашёлся, что ответить. Да и что я мог сказать этому рядовому русскому Гагарину? Из дикой казахской степи в космос, из братской могилы Мариуполя — к будущим поколениям…
— Конечно объясню. Доложу, куда следует, — пообещал я.
Адам
Мы с ребятами остались у кафе «Холодок», а Бедаш и Бастраков повезли людей в Виноградное. От места эвакуации мы отъехали не более трёхсот метров, но «исходящие» залпы звучали здесь совсем по-другому, отдалённо и даже успокаивающе. Неожиданно я понял, что сегодня солнечный и даже тёплый день. Слева от нас, мимо руин большого перекрёстка, проковыляла нестройная шеренга мужиков, обвешанных баулами. Один из них на ходу чеканил баскетбольным мячом. Плотников схватился за фотокамеру:
— Фантастика! Обыденность ада!
Приторно потянуло лежалой человечиной.
Как только непонятная процессия гражданских ушла по Морскому бульвару, снизу, из уходящей к Азовскому морю тополиной аллеи, выскочил сверкающий чёрный джип «Лексус». Уже было проехав мимо, машина затормозила. Наглухо тонированное стекло водительской двери поползло вниз. В темноте салона обозначилось продолговатое белое лицо, в окладе клинообразной седеющей бороды и чёрной спортивной шапочки.
— Какой канал? — прогаркало лицо.
В этот момент из аллеи выехал точно такой же, только подёрнутый пылью, внедорожник и встал недалеко от первого.
Оробев, я оглянулся на ребят и только тогда понял вопрос — у Тимура Венкова и Димы Плотникова на бронежилетах и касках синели наклейки «PRESS».
Пока я соображал, из второй тачки выскочили два молодых, рослых джигита с автоматами. Они уставились на нас. Однако демонстрация цепного рвения ограничилась только суровыми взглядами — стволы оставались направленными в землю.