— Такой текст конкретно под этот снимок не пойдёт, — насупилась Саша. — У девочки в руках памперсы и шоколадка, а ведь ей есть-то не хочется.
— Верно… полистай: может, есть кадры без подарков, — согласился с дельным замечанием коллеги Алексей.
Степанова углубилась в телефон.
— С пустыми руками вроде нет. Да она ещё и улыбается!
Алексей поднялся с дивана и заглянул девушке через плечо.
— Ну вот здесь вроде не очень улыбается же…
— Но лицо-то явно довольное… Где видно, что ей страшно? — не сдавалась Александра.
— Надо было шоколадку отобрать. Для дела. Сказали бы мне, я бы отнял. А то стоит, соплячка, и в камеру не плачет, а мы за три пизды ехали, тряслись, — подключился я к обсуждению снимков.
— Миша!? Ты вроде не журналист, а шаришь, — заулыбалась Саша. — Лучше бы она этот батончик развернула и грызла, что ли… Типа голодный ребёнок, выхватила еду из рук, как зверёк, и ест. А так — ни то ни сё…
— Ну не знаю… ребёнок, жрущий шоколад, не вызовет эмпатии, — засомневался Лёша. — Вот бы ей ногу сломанную или руку.
— Можно возить с собой маленькие костыли! Детские! — осенило меня.
— Отличная идея! — подхватил Алексей. — Мы не должны ждать милости от реальности, наша задача — формировать её своими руками, но в строгом соответствии с редакционным заданием и с учётом мировоззренческих модальностей работодателя. Надо возить с собою канистру с говяжьей кровью и пакет с мозгами. Коровьими, например. Поливать и разбрасывать там, где недостаточно для картинки. Один хер никто не отличит. Миша, ты бы отличил?
— Не знаю. Я коровьих не видел, — засмеялся я.
— Циники! Гады конченые, — «укорила» нас Шура.
— Цинизм — ум неглубоких людей. Если не ошибаюсь, Ницше, — оправдывался я.
— Цинизм — верный признак честности, — не отставал Алексей.
Мы долго изгалялись, вдохновенно сочиняя постановочные кровавые сцены, которыми можно было бы пичкать новостные агентства. Нам было весело и уютно вместе. Сегодня мы неплохо поработали, так почему бы и не посмеяться? Саша периодически грустнела и вслух спрашивала себя, почему она ничего не почувствовала, когда смотрела на сваленные у вол-новахской больницы в гниющую кучу трупы украинских солдат: «Неужели я чёрствый, неспособный на сострадание человек?» В моих глазах всё стояла раненая пожилая женщина, которую везли в Донецк. По дороге ей стало плохо, и надо было ставить противостолбнячный укол.
Я перепугался, что не умею. Слава Богу, среди нас нашлись те, кто умел. Лёша тоже думал о чём-то своём, там, под своим смехом.
Напившись чаю, уставшие, мы разошлись спать.
Степное
Видео: выезд «ТЫЛа-22» в Степное.
В Степное заезжали со стороны Берёзового, через живописную арку из двух выгоревших танков у железнодорожного переезда. Медовое солнце обволакивало оплавленные машины, придавая им древний, тысячелетний вид.
— Закат на фоне танков. Может, тормознём запечатлеть? — предложил я.
— Останавливаться не буду, — возразил водитель. — Там неразорвавшегося до хуя. На этой дороге лучше вообще не торчать. Её дорогой смерти называли, — категорически не согласился водитель.
— Кто называл? — поинтересовался я.
— И мы, и они… — поджал пухлые губы водила.
Первую остановку сделали у богатого кирпичного дома с множеством хозяйственных построек на участке. Внимание привлекла крупная надпись «ЛЮДИ», сделанная мелом на двустворчатых железных воротах. Вышло удачно. Подворье населяла целая коммуна: старики, взрослые, дети, все той или иной степени родства, из ближайших домов и соседних улиц. Принимали радушно, общались без опаски. Еду брали скорее на всякий случай или из вежливости. Нуждались в лекарствах, воде, бензине и сотовой связи. С последним мы были бессильны, топливом небогаты, а вот воды и медикаментов немного отгрузили. На наш вопрос, почему не уехали из зоны боевых действий, получили логичный ответ: «Хозяйство большое, зажиточное, боимся — растащат. Охраняем». Хозяйство и вправду выглядело роскошно и почти не пострадало. Мне показали буквально пару трещин в кладке кирпичного забора с тыльной стороны дома и завалившийся от взрывной волны летний душ.
Завершив свои дела, мы с Венковым вышли со двора на улицу. К нам подошёл военный.
Знаков различия на его камуфляже я не разглядел, но по большой рации с длинной антенной и возрасту — военному было примерно за тридцать — можно было предположить, что перед нами капитан или майор.
— Привет, парни! Кто такие? — спросил «капитан-майор», остановившись в паре метров от нас. Говорил он несколько громче нормального и с некоторой начальственной претензией в тоне.
— Гуманитарщики. Из Москвы, — представился я.
— Не только из Москвы, я из Питера, например, — поправил меня Тимур.
— Из Питера? Земляк! Я из Луги, — офицер подошёл ближе и протянул руку.
— А это что? — ткнул он пальцем в шеврон гуманитарной миссии, приклеенный липучкой к моему бронежилету.
— Это? Наш проект «Тыл-22» от книжного издательства «Чёрная Сотня», — пояснил я.
— Вот вам книга, в подарок, — протянул Тимур военному «Кодекс чести русского офицера».
Одаренный повертел компактный томик в руках и поблагодарил: