Подойдя ближе, Тода увидел, что это была однозначно не его возлюбленная. У костра сидел весьма крупный мужчина. Он сидел, обхватив руками ноги, слегка раскачивался и, не мигая, смотрел в огонь, что-то беспрестанно бормоча.
– …нельзя, нельзя! Это опасно, слышите?! Люди должны знать, я расскажу, но нет! Нельзя, нельзя, мы помогаем, ты всё правильно сделал, нет, нет, Руи, Энайя! Вы не слышите меня, я знаю, нельзя сказать им, необходимо молчать, знаю! Нельзя…
В этом потоке слов практически не было смысла, однако имена двух из Восьми легендарных магов, проскочившие в нём, насторожили юношу. Кем являлся этот несчастный?!
– Фьялнир! – рядом с фигурой возник мужчина, высокий и статный, его голос был резким, сильным, в нём чувствовалась сталь. – Возьми себя в руки. Дело сделано, и без тебя у нас бы вряд ли что-то получилось. Помни, это ради спасения, – его рука легла на плечо сидевшего.
Тот, которого звали Фьялниром, перестал раскачиваться и бормотать. Через секунду он прытко вскочил на ноги, слегка разметав угли, вызвав всполох искр, устремившихся ввысь, к сводам пещеры.
– Ты! Ты и остальные! Что вы наделали?! Что заставили меня сделать?! – голос мужчины сотряс всё вокруг.
– Тебя не заставляли, мой друг. Всё наше предприятие добровольное с самого начала. Мы перекроили мир, Фьялнир, и кто, как не ты сам, был горд за своё деяние?
– Молчи, Адельберт! – Тода вздрогнул. Ни в голосе, ни в облике этого могучего колдуна юноша не признал бы того, встреченного им в Кхарназе. – Поиграв в богов, мы пробудили истинных! Но разве мы сделали выводы?! Нет, мы пошли дальше… Создали эту гнусь, этих… Созданий. В них столько… Столько боли… Столько страдания… – его голос упал, гнев сменился отчаянием. Фьялнир всхлипнул.
– Успокойся, не стоит, всё это лишь на время. Когда тени будут побеждены, мы прекратим страдания этих несчастных, поверь мне. Я лично прослежу за этим, не допущу, чтобы такая «жизнь» существовала в нашем мире, – Адельберт обнял плачущего товарища.
– Держись, друг, скоро всё пройдёт, победа близка.
– Но они не сделали этого, – Рамилла уже стояла рядом с Тодой. Она говорила тихо, почти шептала ему в ухо, – то огненное создание, разрушившее Ллорднер, детище Восьми. Адельберт соврал Фьялниру, соврал самому себе тоже…
Тода смотрел на Адельберта, того самого Великого Магистра, который много веков после превратится в фанатика Культа и отправит на кресты-мучители множество народа. Сейчас этот преисполненный внешнего благородства мужчина излучал силу и уверенность, холодное спокойствие и веру в своё дело, каковым бы оно ни было.
– Рамилла, ты помнишь, что о нём говорят легенды нашего времени?
Вопрос не требовал ответа. Кто из будущих магов не учил Восьми имён и их истории?!
– Нам рассказывали, что он стёр себе память, сам, в порыве безумия или в попытке доказать свою силу. Некоторые учителя Академии уверены, будто бы он хотел проверить могущество своего подсознания, заперев в нём самые важные знания, чтобы, стерев память, восстановить их усилием воли. Но у него не вышло, и его отправили в Кхарназ на попечение магов-послушников и банемидов-знахарей.
– Кажется, у него получилось. Я встретил его в Кхарназе. Решил, что он безумен. Хотя теперь кое-что объясняет его действия.
Мир снова закружился. Стены пещеры начали двигаться, огни костров слились в одну ярко-оранжевую полосу. Всё вращалось так быстро, что у юноши закружилась голова и он упал, пытаясь не выпускать руку Рамиллы, однако она всё же выскользнула, и Тода полетел в черноту, кувыркаясь в воздухе, пока не проснулся.
Он снова был в той самой комнате, в которой очнулся после магического бегства из Ллорднера. Та же роскошь, тот же свет, та же аура спокойствия. Не было лишь старика на стуле между кроватями, да и Рамилла не улыбалась своей потрясающей улыбкой.
Они молчали. Никто не заходил в комнату и не мешал им думать. Но Тода не хотел думать, он уже порядком подустал от этого. Всё, чего ему хотелось сейчас, просто лечь рядом с девушкой, которую он любил, обнять её и лежать так столько времени, сколько у них ещё есть.
Рамилла, может, прочитав его мысли, может, желая ощутить что-то из мира осязаемого, настоящего, встала со своей постели и легла к юноше, положив свою голову тому на грудь.
Тода был без ночнушки, волосы его возлюбленной разметались по его груди, приятно щекоча. Они источали нежный аромат равнинных цветов. Лёгкая дрожь прошла по нему. На миг он был счастлив, на мгновение он забыл обо всём. Рамилла была всем миром, единственной настоящей магией, его бессмертным божеством. Он приобнял её за плечо, и они лежали так, пока ровное дыхание девушки не указало юноше, что она заснула. Сам же он был уверен, что больше никогда не сможет спать. По крайней мере, в одном доме с отцом.
Но лёжа сейчас в одной постели с Рамиллой, чувствуя жар её дыхания, тепло её тела, прижавшегося к нему, юный маг испытал истинное спокойствие, не оставившее и следа от страха и отчаяния в нём.
Он был умиротворён, сознание его было чисто. Никогда он не чувствовал подобного.
«Так вот он, счастливый момент…»