И, улыбаясь, молодой человек не провалился в сон или забылся в нём, нет. Он перешёл в лечебный, нежный и тёплый сон, в котором они с Рамиллой были рядом.
***
Выспавшись и отдохнув, молодые люди отобедали тем, что им снова доставили эквиллы-прислужники магистра. Позже им принесли свежую одежду. Переодевшись, Тода подметил скромность и практичность своего наряда. Одежды Рамиллы были дорожными – штаны и туника, плащ на плечах, но при этом изысканных расцветок, говорящих о дороговизне материалов. В таких путешествует знать.
Стоявший за дверью эквилл попросил переодевшихся следовать за ним туда, где их ждал Великий Магистр Руи.
Отец почти всю жизнь Тоды являлся для него ориентиром, тем, кем хочешь стать со временем. Отчего же теперь при упоминании его имени он почувствовал неприязнь, граничащую с ненавистью?! Наверное, смерть Мелика, гибель городов, новые знания и переживания перековали характер Тоды. Из амбициозного ученика Академии, думающего лишь о собственной значимости, он превратился в затравленного юношу, разочарованного в магии и в отце.
Тот ужас, с которым они столкнулись в пустом городе прошлого, был также делом рук Восьми?
Тем временем эквилл довёл их до просторной залы, обставленной всевозможными шкафами, стеллажами, диванами и тумбами. От каждого предмета интерьера веяло дороговизной. У дальней стены справа за массивным столом сидел старик, никак не вписывавшийся в общую картину. Всё из-за его помятого вида. Ссутулившийся, казавшийся невозможно древним, в обтрёпанных дорожных одеждах и с болезненно бледным лицом, выражавшим страдание.
– Магистр Руи, вы в порядке? – голос Рамиллы был полон тревоги и неприкрытой заботы.
– Нет, прекрасное дитя… – даже его голос отличался от того, который знал Тода с малолетства. Слегка дрожащий и лишённый силы. – Присядьте подле моего стола.
Тут же из ниоткуда там, куда указал старец, возникло два резных стула, обитых бархатом.
Молодые люди выполнили его просьбу.
– Тода, сын мой, я чувствую твою скорбь и твой гнев, вижу твою зародившуюся ненависть и прогрессирующее отчаяние… Ты думаешь, что всё уже понял или догадываешься обо всём, однако это не так вовсе. Я открою тебе истину, вам обоим, которую знали единицы и хранят только оставшиеся из Восьми. Теперь уже только двое, – Магистр вздохнул и выдохнул, при этом что-то заклокотало в его груди. Он замолчал.
Юноша не решался ничего говорить. Рамилла также выжидала, глядя на старика с неподдельным сочувствием. Мага это злило. На удивление ему самому.
Великий Магистр вышел из оцепенения и протянул руку через стол к девушке, открытой ладонью вверх. Та, нисколько не сомневаясь, вложила в неё свою ладошку.
– Доброе, милое дитя. Как жаль, что всё это пришлось на твою долю.
А далее произошло немыслимое. По щеке легендарного мага, древнейшего обитателя Единого мира, скатилась слеза. Одинокая, но реальная.
Тода от удивления даже раскрыл рот.
Великий Магистр Руи отпустил руку девушки и сел ровно, приняв свой обычный вид. От дряхлого старика ничего не осталось. Это моментальное перевоплощение поразило юношу почти так же сильно, как и слеза до этого. Сейчас перед ними был тот самый Руи, которого знал мир. Гордый и преисполненный силы. Однако теперь молодые люди знали, что всё это время легендарный маг лишь прятался за маской силы, будучи слабым, как и любой другой человек. И речь отнюдь не о магической силе.
Руи направил свой взгляд на сына и произнёс:
– Я ещё помню, что значит быть молодым, Тода, хоть мне и тысячи лет. Этот сумбур чувств, множество постоянно возникающих вопросов и ощущение, это коварное ощущение, будто тебе известны ответы. Поэтому я сначала выслушаю ваши вопросы, а уже затем открою вам должное. Что же, сын мой, я весь внимание, – и в мыслях юноши прозвучала просьба спрашивать разумом, а не сердцем.
Поначалу Тода растерялся, но вспомнил о Мелике.
– Отец, почему ты отправил нас с Меликом в Кхарназ? Ведь ты же должен был знать, что Культ захватил власть в городе?
Великий Магистр нахмурил брови.
– Сплетни и слухи – вот, что доходило до моих ушей. Совет настаивал, будто всё без изменений. Однако магус Мелик бывал в разных местах столицы и её окрестностей, и я верил ему больше, чем кому бы то ни было в Едином мире, так как он никогда не прятал своих мыслей от меня. И даже ни разу не пытался этого сделать. Этот редкий человек был честен и прям со всеми, за что его и не любили. Он сам попросил сопроводить тебя, ибо полагал, не без оснований, что иной спутник мог привести тебя в ловушку.
Опять юноша был сбит с толку. Он ведь почти убедил себя в каком-то неведомом предательстве и коварном сговоре, в который был вовлечён магистр Руи, а то была лишь воля самого Мелика.