Книга живых

Дубравин еще долго ходил под впечатлением от «завещания» Амантая. Но думал он вовсе не о будущем Казахстана. «Младшие братья» рано или поздно определят свой путь. Он думал о судьбе России. О том, как управляется она. «Конечно, у нас странная, не до конца понятная миру схема управления. Суть ее такова. Народ проявляет свою волю, обращаясь напрямую к императору-президенту. А тот, восприняв ее, транслирует на государственный аппарат. В моей жизни я трижды видел прямые проявления этой воли. Первый раз — в 1991 году, когда народ не подчинился путчистам. Второй раз — в 2011 году, когда народ встал на защиту президента — против либералов, вышедших на Болотную. И третий раз — когда весь народ мощно во весь голос заявил: “Крым наш!” Воля народа исполнилась все три раза. И посмел бы кто-нибудь пойти против нее!

Значит, не все так просто и не все так безнадежно. Будет воля народа. Проявит она себя в решении строить национальное государство — все исполнится. Так что все зависит от нас самих».

IV

Он, как это часто бывало теперь, проснулся ночью. Долго лежал, вслушивался в тиканье часов, имитирующих старинные ходики. И тут пришло оно. Осознание. Или понимание — всего, что случается с нами там, за завесой тайны.

Он узрел путешествие чего-то. Того, что называют душой. Тонким телом, энергетическим сгустком — тем, что вечно. Сначала оно покидает тело. Плывет куда-то. Встречается с другими такими же светлыми образованиями. А потом вдруг легко-легко, как во сне, взлетает все выше и выше. Туда. В пустоту. В космос. В нирвану. В то, что называется раем у мусульман и христиан.

Оно летит, летит через миры и галактики. И остается в ней только светлая, невыразимая радость, которая заливает всю Вселенную, создавшую нас и продолжающую пестовать своих детей.

Слиться с нею. Слиться навеки — вот высшее. Вот благодать. Цель и смысл. Но так бывает не всегда и не со всеми, а только с легкими, прозрачными душами, в которых поселился свет. Если света недостаточно для полета, душа попрыгает-попрыгает и останется на Земле. На Земле, которая и является чистилищем для одних и адом для других.

Бегут дни. Нечистая душа находит подходящее для нее лоно. И идет по следующему кругу колеса Сансары. Груз, карма ведет ее. Кого-то она выводит на человеческий круг. Кого-то ввергает в тело животного. А какая-то душа, недостойная жизни как таковой, оказывается в одной из сакуал — слоях земной мантии. Там она познает адский страх, холод, оковы, голод. И весь ужас совершенных когда-то злодеяний. Огонь страстей выжигает эту душу, плавит ее, леденит космическим холодом. И бросает ее туда не чье-то веление или прихоть. Гонит ее туда тяжесть. Великая тяжесть.

Дубравин лежал, не в силах пошевелиться. Видел вокруг пустыню и горы, из которых на него неведомо откуда наползал страх. Ужас, не имеющий формы, сковывающий тело, проникающий вглубь, в каждую клеточку.

«Так вот он, ответ!» — думал он, оглядывая внутренним взором эту другую Вселенную, полную невидимых чудовищ гнета…

А видение исчезло так же, как и появилось. И он еще долго лежал в рассветной темноте, пытаясь понять, что же это было и кто показал ему эти картины.

* * *

Шло время, и в новом году чудеса посыпались, как из ведра. Дубравин закончил утреннюю разминку и уже собирался в душ, когда в спальню зашла как-то странно взволнованная, с одной стороны, и игриво настроенная, с другой, Людмила.

Она зыркнула на него озорным, молодым глазом и прыснула в кулак.

— И что нам так смешно? — рассмеялся в унисон с ней Дубравин.

— А вот что! — она лукаво склонила голову набок. И неожиданно выпалила: — У Казакова родился сын!

— Че-че? Сегодня не первое апреля? Грешно смеяться над больными. Он же человек церкви. У него запрет на эти дела.

— Тут написано, что все произошло с Божьей помощью и непорочным зачатием!

— Это как?

— Точнее, с помощью ЭКО.

— А кто сыграл роль Девы Марии?

— Ну, ты не догоняешь? — засмеялась она. — Тоже Мария. Только Бархатова. Профессор института религий.

— A-а! Да, прогресс нам еще много чего покажет! — философски заметил Дубравин.

— А не кажется ли тебе, дорогой, что это чудо кого-то обличьем напоминает? — и Людка протянула ему айфон, на экране которого высветился портрет таращащего черные глазенки ребенка Казакова.

Дубравин долго всматривался в кого-то напоминающие черты. Пока не увидел, как за славянскими чертами родителей едва ощутимо проступает что-то восточное, среднеазиатское — амантаевское.

— Неужели?!

— Вот и я думаю! — засмеялась жена.

Никто не уходит бесследно. Все мы куда-то возвращаемся.

* * *

«Каждый человек другому учитель!» Вот и Амантай дал мне свой последний урок. После его смерти мне приходится как-то переосмысливать и свою жизнь.