Книга жизни и мудрости Вивиана Вивианова. Подлинные записки видного поэта андерграунда. Книга первая

В России и мертвые оживают. Много призраков бродило по Европе, но ни одному из них не суждено было там ожить. Призрак коммунизма, попав в Россию, тотчас ожил.

У России всегда великие планы. Которые ей к тому же удается проводить в жизнь.

Затопили по плану ГОЭЛРО тысячи гектаров пахотных земель. По плану коллективизации сельского хозяйства уничтожили личную заинтересованность в труде. Построили лагерь социализма. Запустили человека в космос – хотя для этого и пришлось совершенно запустить его на земле. Теперь живем планом создания в России рыночного хозяйства. И он непременно будет осуществлен, какие бы жертвы для того ни пришлось принести.

Россия имеет ядерное оружие. Рядом со страной, имеющей ядерное оружие, любая другая, не владеющая им, становится крохотной.

Россия активно участвовала во всех мировых войнах. Первую она победоносно завершила Октябрьской революцией. Вторую – водружением флага над берлинским рейхстагом. В третьей, холодной, поняв, что победы не будет ни у одной из сторон, первой сложила оружие, продемонстрировав тем самым не свойственное ее противникам необычайное величие духа.

Россия создала великую литературу, подарив миру такие глыбы, как Толстой и Достоевский. Их читают на всех континентах. У нас их, когда проходят по школьной программе, тоже читают.

Россия необыкновенно духовно щедра и всегда готова поделиться с человечеством всеми своими богатствами. В начале ХХ века в ней народилась великая философия. Россия, погрузив на корабль, тотчас послала своих философов на Запад, чтобы помочь ему преодолеть кризис мировоззрения.

Россия необыкновенно щедра не только в духовном плане. Долгие годы она протягивала руку материальной помощи неграм в Африке, делясь последним. Сама голодала, но у негра в Африке всегда был автомат Калашникова, обильно смазанный маслом.

Заканчивая изложение проекта, предлагаю лозунгом данной росписи избрать следующие слова: «Велика Россия – а деться некуда».

* * *

Над римским правом

Жена Цезаря, конечно же, вне подозрений. Но как быть с ее любовником?

Дилемма, которую никак не могу разрешить.

* * *

Размышляя над классикой

Василий Васильич Розанов, царствие ему небесное, написал о Гоголе, что тот отвинтил у России какой-то винт, и все с той поры пошло у нас глубоко не так.

С моей точки зрения, Василий Васильич глубоко заблуждался.

В том, что у нас все «не так», литература не виновата. А Гоголь вообще не отвинчивал никакого винта. Он и отвертки-то в руках держать не умел. Все, что он умел держать, – это перо. И макал его в чернила.

Вот макал он его не тем концом. И все у него в итоге выходило карикатурно, а то есть неправдоподобно. Будто бы в России ни одного нормального человеческого лица, а сплошные «свиные рыла»!

Так если сплошные свиные рыла – значит, они и есть нормальные русские люди. А всякий, у кого не «свиное», – может быть, и русский, но ненормальный.

* * *

Снова о братьях-писателях

Как И. Бродский получил нобелевскую премию

Сейчас все спешат рассказать, как они дружили с Бродским и помогали ему шлифовать технику стихосложения.

Я ничего придумывать не хочу. Лично мы с Бродским знакомы были совсем шапочно. К тому же я моложе, чем он. Но так получилось, что я сыграл в его судьбе очень большую роль. Можно сказать, уступил ему Нобелевскую.

Дело было так. Вдруг заявляется ко мне в котельную, хотя, напоминаю, знакомы мы были совсем шапочно, и с бутылкой. Я ему, естественно, – что не пью. А он мне: «Такие события, что без полбанки решения не примешь». Но я – кремень: «Не пью – и никому не желаю».

Он тогда выпивает полстакана, заедает бутербродом из моего «тормозка» и говорит: «Мне тут по моим каналам сообщили, КГБ кого-нибудь за границу выслать собирается, а кого-нибудь в ссылку сослать». «Так, – говорю. – А я при чем?» «При том, – говорит, – что меня – на Запад, а тебя – в другую сторону». Тут я почувствовал, что очень даже могу нарушить свои принципы и тоже принять полстакана. Тем не менее беру себя в руки – и говорю: «Ну и?» Он наливает еще полстакана, берет еще один мой бутерброд и говорит: «Давай махаться. Им все равно кого куда. Я человек привычный – я в ссылку. А тебе там трудно будет, ты – за границу».

Тут я почувствовал, что уже не полстакана могу, а весь стакан. Однако взял себя в руки еще крепче – и отвечаю: «Что мне судьбой написано, то пусть и будет. В ссылку, так в ссылку».

И все, с того не сдвинулся. Не нужно мне ничьих жертв. К бутылке не притронулся, так ее Оське одному уговаривать и пришлось. Вместе с моими бутербродами.

Проходит неделя, месяц, слышу – Бродский на Западе. Ну и все, дальше у него там – прямая колея: книги, признание, конференции, симпозиумы, гонорары, университет, Венеция… Так и прикатил к Нобелевке.

А я ждал-ждал – меня не тронули. Ни через месяц, ни через год, ни через два. Возможно, решили, что Бродского на Запад – этого всем для острастки вполне достаточно.