Книга жизни и мудрости Вивиана Вивианова. Подлинные записки видного поэта андерграунда. Книга вторая

В-пятых, наконец, японцы совершенно ненормально привязаны к своим древним национальным обычаям и национальной одежде. Вместо джина и водки, которые пьет весь цивилизованный мир, они пьют свое саке. Если же пьют чай, то у них это не чаепитие, а по-прежнему целая чайная церемония, так что пока дождешься своей чашки чая, умрешь от жажды, а если все же дождешься первой, то о второй уже лучше и не помышлять. И кроме того, полагают своим долгом иметь у себя в шифоньере комплект кимоно, в которое наряжаются в торжественных случаях. Это можно себе представить, чтобы мы держали у себя в сундуках лапти и армяк и к приходу долгожданных гостей наряжались бы именно в них, а не во что другое?

Думаю, что с Японией, как ни с какой другой страной мира, нужно держать ухо востро и не сводить с нее глаз. От такой сдвинутой по фазе страны можно ожидать всего. Ну, как завтра уже не Китай, а вся Евразия помни́тся им островом? Или покажется, что пора им выходить в космос? Ведь не заметим, как перейдем на иероглифы, а на околоземной орбите международным языком станет японский. И еще кимоно учиться носить!

Спасаюсь только мыслью, что уж очень японцы дорожат своей репутацией страны восходящего солнца и как нация приверженная традициям не захотят от этой репутации отказаться. Останутся на своих островах.

А их сдвиг по фазе в области электроники и автомобилестроения можно и простить. Какая-никакая, а человечеству от него и польза есть. Разница все-таки, что за телевизор смотреть: наш «Рубин» или их «Сони». На какой машине ездить: нашем «Москвиче» или их «Тайоте».

Как известно, все рыжие коты в России теперь Чубайсы.

Почему Чубайсы – это понятно.

Непонятно, за что такое предпочтение семейству кошачьих? Разве собаки не столь достойны? И среди них встречаются рыжие.

Обалденная вещь – мобильник.

Цепляешь к поясу, идешь, куда хочешь, понадобилось, раз – и говоришь, с кем нужно. Пусть даже в это время ты в туалете.

Одно неприятно: счет потом выставляют такой, получаешь – обалдеваешь.

Кто после этого скажет, что мобильный телефон не обалденная вещь, будет не прав.

О цензуре

Жизнь моя тяжело исковеркана цензурой. С младых ногтей своего творчества я вынужден был скрываться в андерграунде и вышел из него уже густо убеленным сединами. Ненависть моя к цензуре беспредельна, цензоров я почитаю за злейших врагов отечественной словесности, достойных четвертования с повешением одновременно.

С другой стороны, наблюдая за современной художественной жизнью Отечества, ясно и отчетливо понимаю: без цензуры нельзя. Все же в определенных вещах должны быть некоторые рамки. А в некоторых вещах – даже очень определенные рамки.

Таким образом впадаю в неразрешимое противоречие: как творческий человек я непримиримый враг всяких цензурных ограничений, как гражданин я их приветствую и готов всячески поощрять.

Не понимаю, что этому причиной. Недостаток художественности моей натуры или переизбыток гражданственности? Однако в недостатке художественности никто меня никогда не упрекал, что же до гражданственности, позволю себе заметить, ее, как и здоровья, быть в переизбытке не может.

Остается одно: разделить в себе художника и гражданина.

Пусть восстанавливают цензуру, а она на меня наезжает. Буду тогда иметь в глазах общественности ореол борца и мученика. Как и подобает настоящему гражданину.

Вновь о выдающихся людях мировой цивилизации

Эразм Роттердамский

Эразм Роттердамский жил пятьсот лет назад и, как явствует из его прозвания, был родом из Нидерландов, попросту Голландии. Иногда его называли даже не Роттердамский, а Роттердамец. Сам Эразм Роттердамский называл себя еще Дезидерием. Что, в принципе, то же самое, что Эразм, только по латыни.

Жил Эразм Роттердамский уже после изобретения печатного станка и своей выдающейся ролью в истории мировой цивилизации всецело обязан Гутенбергу. Пользуясь изобретением замечательного немца, он печатал свои литературные труды в необозримом по тем временам количестве экземпляров, получал колоссальные гонорары, что было невозможно еще какие-то десятилетия назад, и эти гонорары, доставлявшие ему очень недурные средства к существованию, позволяли Эразму Роттердамскому писать новые труды.

Первым делом, чтобы прославиться в веках, Эразм Роттердамский издал сборник разнообразных античных пословиц и изречений мудрецов древности, самолично переведенных им на латинский язык, на котором бегло читали все образованные люди его времени. Потом он добрался до Библии – издав ее сначала на греческом языке, а затем и на латинском, на который опять же перевел самолично.