Книга жизни [сборник]

Но злой рок преследовал бедного Юткина, он не сдал и в третий раз. И почувствовал, что все – перед ним нет будущего. Он долго ходил по зимнему городу, заходя в магазины погреться, пялился на витрины – но ничего не видел. Уже в темноте Юткин дважды подходил к своему подъезду, но оба раза, не останавливаясь, проходил мимо. В третий раз он все же вошел в подъезд, поднялся до второго этажа, но вдруг повернул назад, выбежал во двор и быстро пошел прочь. Юткин твердо решил не возвращаться домой, чтобы не быть обузой. Жене ее зарплаты хватит, а он устал постоянно думать о деньгах, устал слышать упреки жены, устал чувствовать себя ничего не умеющим человеком.

Ночь провел на автовокзале. Долго решался позвонить Варваре, но все не мог решиться, позвонил только потому, что знал – Варвара будет беспокоиться, переживать. На вопрос жены: «Где ты, почему так долго, сдал?» ответил коротко: «Варя, извини, но я больше не приду домой», – и быстро повесил трубку.

Сначала боялся уснуть, переживал, как бы не стащили у сонного шапку, но потом опустил у шапки уши, завязал тесемки под подбородком и уснул. Просыпался от каждого громкого слова, от каждого стука… Утром встал совершенно разбитый, полушубок казался страшно тяжелым, даже болели плечи, лицо горело, голова под шапкой чесалась, и Юткин решил немного проветриться, походить по городу. Однако быстро замерз и вернулся на вокзал. Хотелось есть и спать. Нашел брошенную кем-то газету и, делая вид, что читает, задремал. Он понимал, что надо бы не сидеть, а сходить, попытаться устроиться на работу, и чтоб было общежитие. Возможно, на водоканале место по-прежнему свободно. Понимал, но на него нашла какая-то апатия, словно, уйдя из дому, он сбросил с плеч все обязательства, заботы, перешел в другое «измерение».

Вторую ночь уже спал, не обращая внимания на шум и крики. Ночью, меняя положение онемевших ног, подумал, что не мешало бы вернуться, но представил, как Варвара будет смеяться над ним, подкалывать, вот если бы он не позвонил, не сказал, что больше не придет. Но не только это удерживало Юткина на вокзале – вернувшись, он снова окунулся бы в те заботы, от которых убежал…

Утром обошел весь автовокзал, но нигде не нашел даже корочки хлеба. Бывало, пассажиры перекусывали, ожидая автобус, но рядом уже сидели такие же, как Юткин, и, если пассажиры оставляли недопитую бутылку с водой или собирались выбросить остатки еды, все это тут же забиралось. Юткин вышел из автовокзала и двинулся к ближайшим домам, было раннее утро, только начало светать, и не так было стыдно заглянуть в мусорные ящики, посмотреть, нет ли там чего съестного.

Он подошел к мусорным ящикам в одно и то же время с женщиной, она, чуть опередив его, заглянула в крайний ящик. Юткин тут же замедлил шаг, остановился, потоптался и отправился прочь.

– Вы зря уходите, – раздалось ему вслед, – вы мне совсем не мешаете.

Юткин оглянулся, женщина показала ему буханку хлеба:

– Смотрите, кто-то выкинул целую буханку, если хотите, я вам ее отдам.

Юткин был в нерешительности, но ему так хотелось есть, и ноги сами понесли его к ящикам. Женщина внимательно глянула на него:

– Если не ошибаюсь, вы ведь только что ушли из мира. Где же вы обосновались? Где ночуете?

У нее был такой доверительный, такой сердечный голос, что Юткин честно ответил:

– Нигде. Пока ночую на вокзале.

– Так нельзя, долго вы не продержитесь. И, наверное, давно не ели? Ведь так?…

Юткин наконец-то осмелился поднять на нее глаза, облезлая кроличья шапка и старая шаль скрывали лицо, виднелись лишь добрые, внимательные глаза.

– Подержите, – женщина подала ему сумку, – сейчас я проверю остальные ящики, и мы пойдем ко мне. Я приглашаю вас в гости. Напою чаем, заодно вы узнаете, как можно приспособиться жить в городе в такой страшный мороз.

Идти было недалеко, «ко мне» – означало техэтаж соседнего дома. В техэтаже было тепло, продрогший Юткин отметил это в первую очередь, а уж потом разглядел, что техэтаж разделен занавесками, фанерой, картоном на небольшие клетушки, в одной работал телевизор. А наполнен был техэтаж запахом мусорных ящиков, грязного белья, водочного перегара и табачного дыма.

Новенького сразу заметили:

– О, Мальвина какого красавца подцепила!

– День только начался, а она уже с добычей.

– Ты посмотри, какой чистенький, неужели у жены отбила?

Клетушка Мальвины находилась в самом углу, она была отгорожена картоном от ящиков. Кровать с панцирной сеткой, застеленная грязно-зеленым байковым одеялом. Два ящика, поставленные один на другой и прикрытые сверху выцветшей клеенкой, изображали стол и полки одновременно.

– Раздевайтесь, – Мальвина размотала шаль, сняла шапку, скинула неопределенного цвета пальто, и перед Юткиным предстала не старуха, как он думал, а женщина примерно его лет, а может, и моложе. У нее были добрые глаза, короткая стрижка, увядшее лицо, в котором проглядывала бывшая красота.