Книга жизни [сборник]

Юткин тоже не читал газет и не ходил к Карабасу смотреть телевизор. Вырвавшись, убежав из того мира, он боялся его соблазнов. Здесь он отдыхал, отдыхал душой. Физически, пожалуй, приходилось трудиться больше, проверка ящиков в такой холод для Юткина, всю жизнь просидевшего в теплом цехе, была неприятной процедурой. А вот душа отдыхала. Никто ничего не требовал, не говорил ему, что он мужчина. Юткин ни за кого не отвечал, ни за кого не переживал, не страдал. Спокойствие – вот что обрел Юткин.

Но мир, из которого, как считал Юткин, он ушел, напомнил о себе, дал понять, что уйти из него, пока живой, нельзя. Где-то в начале апреля в техэтаж ворвались молодые пьяные парни с бейсбольными битами, избили всех без разбору, причем Карабасу досталось больше всех, он единственный пытался оказать сопротивление, остальные встретили побои, как что-то обязательное в их жизни, и лишь только прикрывали головы. Потом парни изнасиловали Мальвину…

Во время этого скотства и нагрянула милиция…

Когда на молодчиков, враз превратившихся в покорных овечек, надели наручники, лейтенант, приглядевшись к Юткину, спросил:

– Как фамилия?

– Юткин, – не сразу ответил Юткин, привыкнув откликаться на Пьеро.

– Юткин… – медленно повторил лейтенант, вспоминая. – Юткин, Уткин… Давно освободился?

– Я не сидел.

– Задерживали?

– Нет.

– Откуда же я твою фамилию и рожу знаю? – лейтенант еще раз поглядел на Юткина и ушел.

Юткин, потоптавшись на месте, присел рядом с Мальвиной на кровать. Он был бы рад, если бы изнасилование Мальвины произошло без него, в его отсутствие, тогда ничего не надо было бы говорить, но раз произошло при нем, надо было как-то утешить Мальвину, что-то сказать…

Мальвина сидела, обхватив ладонями колени, и глянула на Юткина заботливо-тревожным взглядом:

– Больно?

– Есть немного.

– Ничего, все пройдет. Умрем мы, умрут и эти парни. Мне их жалко. Они качают силу, издеваются над другими, а смерть рядом, она у них за спиной и смеется над ними. Все пройдет, а пока надо жить, надо терпеть. Я, наверно, полежу немного. Если хочешь есть, согрей чайник, – Мальвина легла, повернувшись к стене и подогнув колени.

Юткин положил ей руку на плечо, посидел, но вскоре тоже лег, прижавшись к Мальвине и обняв ее.

А утром снова нагрянула милиция. Лейтенант, тот, что вечером спрашивал фамилию у Юткина, удивленно его разглядывая, сказал:

– Ну ты, мужик, даешь. На тебя баба в розыск подала, а ты тут ошиваешься. Такая женщина, квартира приличная, чего тебе надо? Собирайся, пошли.

Юткин глянул на Мальвину, та в ответ улыбнулась своей всепрощающей улыбкой, тихо сказала:

– Надо идти.

Держась за перевязанную голову, Карабас вслед бросил:

– Принцесса с помощью милиционера нашла своего принца, примерив ему кирзовый сапог.

Подвели к машине, и лейтенант, открыв дверцу, спросил:

– Он?

Варвара – это у нее спрашивал милиционер, – сдерживая рыдания, кивнула.

– Садись, – подтолкнул лейтенант Юткина. – Поедешь к мамочке.

Юткину хотелось убежать, спрятаться, по глазам Варвары Юткин понял, что он из себя представляет, стеклянная стена, разделяющая два мира, исчезла, и Юткин сам ужаснулся своему виду, который отражался в глазах Варвары.

Молча доехали до дома, молча поднялись на свой этаж. С каждым этажом безразличие Юткина испарялось, он уже боялся, как бы не вышел кто-нибудь из соседей и не увидел его в таком виде. Юткин злился на себя за эти мысли, но они не уходили. Обретенное было спокойствие рушилось.

Вошли в квартиру, и Варвара приказала:

– Иди, вымойся. Я не могу с тобой говорить, когда ты так выглядишь.

Воду в ванне Юткину пришлось менять дважды, но радости от помывки, блаженства он не испытывал, Юткина беспокоил предстоящий разговор с женой.

Переодевшись в чистое, Юткин почувствовал себя так, словно лишился защитного панциря, открылся перед неприятностями, что несла с собой жизнь. Стоял, не решаясь выйти из ванной, она была последним убежищем, последним местом, где он был защищен, ванная была гранью между Пьеро и Николаем. Стоял, смотрел в зеркало. Зеркало, не узнавая Юткина, безразлично повторяло его небритое, как бы припухшее лицо, «бичевский» загар… Да Юткин и сам не находил того прежнего Николая в безжизненных глазах Пьеро.

– Николай, ты что там застрял? – встревоженный голос Варвары вывел Юткина из оцепенения, он тяжело вздохнул и вышел из ванной.

– Ты что так долго, пошли есть, а то все уже остыло, – Варвара, как только что сам Юткин, вглядывалась в его лицо, видимо, пытаясь разглядеть знакомые, родные черты в этом чужом человеке.

Ели молча, и Юткин, ожидая горьких слов, упреков, вспомнил, что раньше, когда дочь была маленькой, и он за что-то принимался ее ругать за столом, Варвара всегда говорила: «Дай дочери спокойно поесть, никогда не ругай за столом». Видимо, это правило она соблюдала и сейчас, и Юткин тянул время, ел, медленно пережевывая, попросил налить еще чаю, хотя уже был сыт. Но всему приходит конец, пришлось и Юткину вылезать из-за стола…