Если астронавты привезут на Марс орган, чтобы исполнить Токкату и фугу ре минор Баха, то обнаружат, что инструмент издает звуки пониженной частоты. Атмосфера Марса преобразует тональность музыки в соль-диез минор. Частота ноты органной трубы зависит от времени перемещения звука вверх и вниз по трубе. Разреженная и холодная атмосфера Марса состоит из углекислого газа и азота, и звук распространяется в ней со скоростью, которая составляет две трети от скорости звука на Земле. Чем больше времени требуется звуку, чтобы пройти вверх и вниз по трубе, тем ниже частота звука. С учетом того, что в атмосфере планеты присутствуют ядовитые газы, астронавты не будут снимать шлемы скафандров. Но если кто-то осмелится это сделать, тембр его голоса тоже понизится – тенор превратится в бас Барри Уайта. К сожалению, сексуальный голос распространится не слишком далеко, поскольку разреженная атмосфера Марса больше похожа на вакуум.
На Венере атмосфера очень плотная, и она замедлит колебания голосовых связок астронавтов, понизив тембр голоса. Однако в венерианской атмосфере звук распространяется быстрее, что вызовет увеличение резонансной частоты ротовой полости. В результате голос астронавта станет тонким – как у человека, вдохнувшего гелий. Тим Лейтон из Саутгемптонского университета предполагает, что благодаря этим двум эффектам голос астронавта будет звучать как бас смурфика[359]
.Уровень звука на Международной космической станции удалось понизить до значения, когда он больше не опасен, однако шум может воздействовать на здоровье и другими способами. И беспокоиться нужно не только астронавтам. Например, если человеку помешал выспаться гул самолетов, на следующий день он будет усталым, раздраженным и рассеянным. При воздействии сильного шума организм вырабатывает больше гормонов стресса, что в долговременном плане может привести к повышению кровяного давления и увеличению риска развития сердечных болезней[360]
. То есть снижать уровень шума полезно, но какой должна быть тишина? Нужно ли стремиться к полной тишине?Однажды, когда в нашей безэховой камере команда BBC пыталась записать топот сороконожки, Крис Уотсон предложил мне посетить камеру сенсорной депривации, темную изолированную камеру, где вы плаваете в очень соленой воде, лишенные какой-либо информации от органов чувств. Самое подходящее время для этого – после тишины пустыни Мохаве, разве не так? Я отправился в Венис-Бич, богемный район Лос-Анджелеса, известный полуодетыми любителями роликовых коньков, потрясающими уличными представлениями и всякого рода чудаками. Встреча была назначена вечером, когда район кажется уже не таким легкомысленным и безопасным.
Я подошел к невзрачному закрытому торговому центру, и мой спутник поднял жалюзи, чтобы впустить меня внутрь. Камера находилась в небольшом помещении в глубине здания. Он подробно показал и рассказал, что я должен делать, а затем предложил подписать многословный отказ от ответственности. Потом объявил, что уходит, а я могу оставаться тут столько, сколько захочу. По инструкции я должен запереть дверь помещения изнутри. Это несколько нервировало. Что произойдет, если я засну? А если я не смогу выбраться? Неужели придется плавать в камере всю ночь? Волнуясь, я разделся, вставил в уши затычки и пошел к камере.
Снаружи она была похожа на гигантский промышленный холодильник, изготовленный из металла, отражающего звук; длина ее была около 2,5 метра, высота 2 метра и ширина 1,5 метра. Я забрался внутрь, закрыл дверь и улегся в соленую воду с температурой тела. Плотная жидкость поддерживала меня на плаву, но положение головы, шеи и спины казалось неестественным, и мне потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть дискомфорт. Темнота была полной; я ничего не видел независимо от того, закрыты мои глаза или открыты. Я лежал голым, в темноте, отрезанный от внешних звуков, в заброшенном и запертом торговом центре, и меня осаждали тревожные мысли. Может, мой спутник – современная версия злодея Суини Тодда?