Когда я гляжу на свои записки, то вижу, сколь редко вспоминал в них о собственной жене, с которой живу уже много лет, когда вернулся после обучения у Бешта. Жену мне предназначили по-соседски, дочку родича моего отца. О ней я писал мало по той причине, что не интересовался особо делами, связанными с женщинами, ну а собственный брак всегда рассматривал как обязанность по отношению к семье и роду. Иметь детей – имели, одного из пятерых, которых Лея родила; другие умирали сразу же после рождения. Она утверждала, будто бы это по моей причине, потому что слишком редко бывал дома, а когда и бывал, то был занят чем-то другим. Я же со своей стороны считаю, что свои обязанности исполнил добросовестно. Бог поскупился нам с потомством, давал его, словно приманку – и тут же отбирал. Вполне возможно, что мог бы дать ей здоровых, красивых детей, чтобы они не умирали, как до сих пор. Я мог бы научить ее читать, мог выстроить дом и вести дело, чтобы ей не приходилось работать как служанка, но – такова уж правда, которая постоянно обременяет меня виной – взяв эту женщину в жены, я совершенно забросил ее.
Моше Подгаецкий, когда его попросили совета, а это человек весьма ученый и разумеющий в магических вещах, сообщил нам, что за нами имеются иные болезненные проблемы, оставшиеся от предыдущих жизней, чего помнить мы не можем, и что нам следует расстаться, чтобы больше не приносить в этот мир боли.
В моей жизни имеется два человека, которых люблю глубоко и неизменно – Лея и Яаков. К моему несчастью, это противоположности, которые не выносят себя взаимно, которых помирить никоим образом нельзя, я же должен лавировать между ними.
Сам не знаю, как это случилось, что в величайшем несчастии, без жены и без Яакова, я вновь очутился у Бешта, в Медзыбоже. Туда я добрался словно в бреду, наверняка выискивая там того самого, что получил там в молодости – мудрости сносить страдание.
Беседы я ожидал два дня, и за все это время не раскрыл, кто я такой или откуда тут взялся. Если бы сказал, Бешт мог бы меня не принять, все знали, что сожалеет нам, что в иудействе мы не держимся так, как все хотели бы.