Книги Яакововы

Нуссен, у которого нет одного глаза, сын шорника Арона из Львова, скупает окрашенные кожи: мягкие, тонкие, на которых выдавливают узоры. Кожи эти он упаковывает во вьюки, а потом организовывает их перевозку на север. Часть он оставляет в Бу­харесте, Видине и Гьюрге, часть отсылает еще дальше – в Польшу. До Львова добирается ровно столько, чтобы без помех дейст­вовало предприятие его сыновей, которые сделают их этой кожи обложки для книг, бумажники, кошельки. Нуссен – человек очень подвижный и нервный, говорит он быстро, на нескольких языках сразу. В немногочисленные моменты, когда улыбается, открывает ровные, снежно-белые зубы – это особенный вид, когда лицо его изменяется в красивое. Здесь он знает каждого. Умело передви­гается между лавками, по узеньким улочкам, уклоняясь от тележек и ослов. Единственная его слабость – это женщины. Он не мо­жет устоять ни перед какой-либо из них, из-за чего вечно попадает в какие-нибудь неприятности, да и потраченных денег вернуть назад не может.

Благодаря Нуссену, реб Мордке и Нахман находят Изохара из Подгаец; одноглазый гордо ведет обоих к тому, гордясь тем, что знает мудреца лично.

Школа Изохара – это двухэтажное, узкое и высокое здание в турецком квартале. Посреди прохладного дворика растет апельсиновое деревцо, дальше располагается сад со старыми оливами, в тени которых нередко сидят ничейные собаки. Их оттуда гоняют, бросаясь камнями. Все собаки желтые, словно были родом из одного семейства, от одной-единственной собачьей Евы. Из тени уходят они без охоты, сонно, глядя на людей как на свою извечную досаду.

Внутри здания прохладно и темновато. Изохар сердечно приветствует реб Мордке, от волнения у него трясется борода – два старца, слегка сгорбленных, держа друг друга за плеч, ходят п кругу, словно исполняя торжественный танец белых облаков, которые в форме бород повисли у их губ. Они топчутся один возле другого, довольно похожие, хотя Изохар мельче и бледнее, видно, что он редко выходит на солнце.

Прибывшие получают комнату для сна, в самый раз для двоих. Слава реб Мордке переходит и на Нахмана, к нему здесь относятся серьезно и уважительно. Наконец-то он может выспаться на чистой и удобной постели.

Внизу спят молодые ученики – на земле, вповалку, почти что как у Бешта в Меджибоже. Кухня располагается во дворе. За водой ходят с большими кувшинами к еврейскому колодцу на другом дворе.

В помещении для учения всегда шум и говор, словно бы здесь какой базар, вот только торгуют здесь чем-то другим. И ни­когда нельзя понять, кто здесь учитель, а кто ученик. Учиться от молодых, неопытных и неиспорченных книгами – это рекоменда­ция реб Мордке. Изохар идет еще дальше: хотя сам он и остается осью этой обители, и именно вокруг него все вертится, но как раз этот бет мидраш является самым важным местом, он действует словно улей или муравейник, и если здесь и правит какая-то ца­рица, то это – похоже – только Мудрость. Очень многое позволено здесь молодому. Он обладает правом и обязанностью задавать вопросы; и никакой из них не глуп, над каждым следует задуматься.

Здесь ведутся те же самые обсуждения, что во Львове или Люблине, меняются только лишь обстоятельства или окруже­ние – все происходит не в сырой мазанке, наполненной дымом, не в школьной комнате, где на пол насыпали опилок и где пахнет сосновой древесиной, но под голым небом, на разогретых камнях. По вечерам спорящих заглушают цикады, так что следует под­нимать голос, чтобы ясно высказаться и быть понятым.

Изохар учит, что существуют три тропы нашего одухотворения. Первая тропа общая и наиболее простая. По ней идкт, к примеру, мусульманские аскеты. Они хватаются за любые возможные штучки, чтобы вытеснить из своих душ всяческие естествен­ные формы, то есть, какие угодно образы земного мира. Ибо те мешают формам по-настоящему духовным – как только подобная форма появится в душе, ее следует отделить и так усиливать в воображении, пока та не вырастет и не займет всю душу, а человек получит возможность пророчествовать. К примеру, они беспрерывно и без конца повторяют имя "Аллах", "Аллах", "Аллах", пока слово то не займет полностью их разум – сами они называют это "выгашением".

Вторая тропа философского рода, и она обладает сладким запахом для нашего разума. Смысл ее заключается в том, что ученик обретает знания в какой-то области, например, в математике, затем в иных, пока не доходит до теологии. Предмет, который он углубил, и который овладел его людской разум, начинает управлять ним, ученику же кажется, будто бы он великий мастер во всех этих областях. Он начинает понимать различные сложные связи, и он уверен, что это как раз в результате расширения и уг­лубления его человеческого знания. Только не знает он, что это буквы, ухваченные его мыслями и воображением, так на него дей­ствуют, своим движением они заводят в его разуме порядки и открывают дорогу к невыразимому одухотворению.