Книги Якова

Птичка, выскакивающая из табакерки

Моше, когда появляется при дворе в Брюнне, приводит каких-то ремесленников, которые говорят по-немецки со странным акцентом.

Сначала он показывает Якову и Эве рисунки.

Моше замысловато объясняет все преимущества своего изобретения, однако Яков, похоже, не понимает действия механизма. Видимо, то же самое происходит и при императорском дворе, где у Моше много знакомых и друзей. Он часто там бывает и надеется, что Яков с красавицей дочерью тоже скоро будут представлены Императору. Теперь Моше велит называть себя Томас.

Все оказывается довольно просто, когда через несколько недель выясняется, как это работает: каменная чаша, которую устанавливают в комнате на верхнем этаже, тщательно отшлифованная, а внутри нее труба, поднимающаяся вверх и через крышу, словно дымоход, выходящая наружу. Пришлось вынуть несколько черепиц и соорудить деревянные рамы, чтобы она держалась, но сейчас уже все в порядке.

– Камера-обскура, – с гордостью говорит Моше-Томас, точно конферансье в театре. Женщины хлопают в ладоши. Руки Томаса с гибкими запястьями описывают в воздухе круги, мелькают кружева манжет. Гладко выбритое, симпатичное лицо, волнистые волосы. Широкая улыбка, чуть кривые зубы. «Кто устоит перед этим юношей, у которого в голове в мгновение ока проносятся сотни идей и который действует быстрее других?» – думает Эва. Они по очереди подходят к чаше, и что видят? Невероятно. Склонившись над отшлифованной внутренней поверхностью, они видят там весь Брюнн, крыши, колокольни, узкие улочки, поднимающиеся вверх и спускающиеся вниз, верхушки деревьев, рынок со множеством прилавков. И это не мертвая картинка, все движется: вот по Альте Шмидегассе едет карета, запряженная четверкой лошадей, тут монахини ведут сирот, а там рабочие кладут булыжник. Кто-то протягивает палец, чтобы прикоснуться к этому изображению, но удивленно отдергивает, потому что картинка нематериальна. Подушечка пальца ощущает лишь холод полированного камня.

Ris 731. Camera obscur schamt

– Ты, Господин, сможешь присматривать за всем городом. Это великое изобретение, хоть в нем нет ни магии, ни каббалы. Это все человеческий разум.

Моше дерзок. Он осмеливается подтолкнуть Якова к чаше, и Яков покоряется, не протестует.

– Видеть, а самому оставаться незримым – поистине божественная привилегия, – подлизывается Моше.

Этим изобретением Моше-Томасу удается снискать восхищение молодежи, а когда они видят, что Господин ему благоволит, начинают считать сыном Якова. Тем более что большинство не знает его настоящих сыновей. Они снова в Варшаве, Господин отослал их, и оба с облегчением вернулись в Польшу. Там их опекают Яковский и Воловский.

Яков глядит на Моше из окна; он очень внимательно за ним наблюдает. Видит, как Моше распахивает полы французского сюртука, широко расставляет ноги в белых шелковых чулках, чтобы нарисовать что-то палочкой на земле и показать собравшейся вокруг молодежи. Он наклоняется, видна его макушка. Жаль мять чудесные кудри под париком. Щетина едва заметна, кожа гладкая, оливковая, безупречная. Мать слишком его избаловала. Шейндел балует своих детей, они растут как принцы и принцессы, уверенные в себе, зазнайки, красивые, дерзкие. Жизнь им еще покажет.

Высунувшись немного сильнее, Яков замечает Авачу, которая из своего окна также наблюдает эту сцену и этого щеголя. В ее теле прежняя покорность, она не умеет держаться как королева, хотя он столько раз ее учил: прямая спина, приподнятая голова – лучше слишком высоко, чем слишком низко, в конце концов, у нее красивая шея и кожа как шелк. Однако он учил ее одному днем и другому – ночью. Ночь порой возвращается средь бела дня, и тогда покорность дочери привлекает Якова. Легкий трепет век и красивые, очень темные глаза, настолько темные, что, когда на них падает свет, кажется, будто они покрыты блестящей глазурью.

Вдруг Томас, словно прекрасно зная, что за ним следят, поднимает глаза, и Яков не успевает отпрянуть назад. На мгновение их взгляды встречаются.

Из другого окна – Томас этого не видит – на него смотрит Эва Франк.

Вечером, когда Господин уходит отдыхать, молодежь снова окружает Томаса Добрушку. Эва, Ануся Павловская и Агата Воловская, а также младший Франтишек Воловский. На этот раз Томас показывает им свою табакерку, словно собирается угостить табаком. Когда Франтишек протягивает руку и касается крышки, табакерка со стуком открывается и из нее выскакивает птичка, которая хлопает крыльями и щебечет. Франтишек испуганно отдергивает руку, и все невольно разражаются смехом. В конце концов Франтишек тоже начинает смеяться. В следующее мгновение в комнату заглядывает Звежховская, которая, как всегда, обходит весь дом и велит тушить свечи. Развеселившиеся, они зовут ее к себе.

– Ну-ка, покажите ей, – подначивает молодежь Томаса.

– Тетя, угощайтесь табаком, – восклицают они.