Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд

Почему я понял, что он говорит о Жаклин? Возможно, потому что он выделил меня из толпы, словно она глядела из окна где-то поблизости и приказывала, чтобы ее поклонников приводили к ней, — примерно так, как; вы приказываете сварить выбранного омара. Возможно, потому что его глаза бесстрашно встречались с моими, ибо он боялся лишь одного существа на этой жестокой земле. Может, в его взгляде я узнал свой. Он видел Жаклин, я не сомневался в этом.

Он знал, что я на крючке. Пока я колебался, он отвернулся с еле заметным пожатием плеч, словно говорил: ты упускаешь свой шанс.

— Где она? — спросил я, уцепившись за его тонкую, как прутик, руку.

Он кивнул головой в направлении улицы, и я пошел за ним послушно, как идиот. По мере того, как мы двигались вперед, улица пустела, красные фонари освещали ее мерцающим светом, потом наступила темнота. Я несколько раз спрашивал, куда мы идем, но он не отвечал. Наконец мы подошли к узкой двери узкого домика на улице узкой, как лезвие бритвы.

— Вот и мы, — провозгласил он так, точно мы стояли перед парадным входом в Версальский дворец.

Через два лестничных пролета в пустом доме я увидел комнату с черной дверью. Он прижал меня к этой двери. Она была закрыта.

— Смотри, — сказал он. — Она внутри.

— Там заперто, — ответил я.

Мое сердце едва не разрывалось. Она рядом; конечно, я чувствовал, что она рядом.

— Смотри, — повторил он и показал на маленькую дырочку в дверной панели. Я приник к ней глазом.

Комната была пуста — лишь матрас и Жаклин. Она лежала, раскинув ноги, ее запястья и локти были привязаны к столбикам, торчащим из пола по четырем углам матраса.

— Кто сделал это? — спросил я, не отрывая глаз от ее наготы.

— Она сама попросила, — ответил он. — Это ее желание. Она попросила.

Она услышала мой голос. Она приподняла голову и поглядела прямо на дверь. Когда она взглянула на меня, клянусь, волосы у меня на голове встали дыбом, подчиняясь ее приказу.

— Оливер, — сказала она.

— Жаклин, — я припечатал эти слова к двери вместе с поцелуем Тело ее пылало, выбритое отверстие между ног открывалось и закрывалось, точно экзотическое растение — пурпурное, лиловое и розовое.

— Впусти меня, — сказал я Каасу.

— Ты не выживешь после ночи с ней, — ответил он.

— Впусти меня.

— Это дорого, — предупредил он.

— Сколько ты хочешь?

— Все, что у тебя есть. Последнюю рубаху, деньги, драгоценности — и она твоя.

Я готов был выбить дверь или сломать его желтые от никотина пальцы, если он не отдаст мне ключ. Он знал, о чем я думаю.

— Ключ спрятан, — сказал он. — А дверь крепкая. Ты должен заплатить, мистер Васси. Ты хочешь заплатить.

Он был прав. Я хотел заплатить.

— Ты хочешь отдать мне все, что имеешь, все, чем ты был когда-либо, и прийти к ней пустым. Я знаю это. Так все к ней приходят.

— Все? Их много?

— Она ненасытна, — произнес он без выражения. Он не бахвалился, как сутенер; это была его боль, я ясно видел. — Я нахожу их для нее, а потом закапываю.

Закапывает.

Вот для чего предназначался Каас: он избавлялся от мертвых тел Он возьмется за меня своими наманикюренными пальцами, выволочет меня отсюда, когда я стану высохшим и бесполезным для нее, найдет какую-нибудь яму или канал и бросит туда мое тело. Эта мысль была не слишком привлекательна.

И все же я здесь. Я продал, все, что у меня осталось, я собрал деньги и выложил их на стол перед собой, я потерял достоинство, жизнь моя висит на волоске, и я жду ключа.

Уже совсем темью, а он опаздывает. Но я думаю, он обязан прийти. Не из-за денег — невзирая на косметику и пристрастие к героину, у него явно есть собственные средства. Он придет, потому что она этого требует, а он полностью подчиняется ей, как и я. Конечно, он придет. Он придет.

Я думаю, хватит.

Вот и все, что я хотел сказать. Времени перечитывать написанное не осталось. Я слышу его шаги на лестнице (он прихрамывает), и я должен идти с ним Записи я оставляю любому, кто найдет их, — пусть использует как сочтет нужным К утру я буду мертв и счастлив. Верьте этому.

«Боже мой, — подумала она, — Каас меня предал».

Васси был за дверью — она чувствовала разумом его плоть и ждала. Но Каас не впустил его, несмотря на ее приказ. Из всех мужчин лишь Васси дозволялось входить сюда невозбранно, и Каас знал это. Но он предал ее. Все ее предавали, кроме Васси. С ним (возможно) у нее была любовь.

Она лежала на этой постели всю ночь и не спала Она спала теперь не больше чем несколько минут, и только если Каас приглядывал за ней. Она разрушала себя во сне, неосознанно рвала свою плоть, просыпалась с криком, вся в крови, точно каждый ее сосуд проткнули многочисленные иглы. Она создавала их из собственных мышц и кожи, как живой кактус.

Она подумала, что уже, должно быть, стемнело. Трудно было сказать наверняка. В этой комнате с задернутыми занавесками, освещенной лампой без абажура, длился бесконечный день для чувств и бесконечная ночь для души. Она лежала, и пружины матраса впивались ей в спину и ягодицы. Иногда она засыпала на мгновение, иногда ела из рук Кааса. Ее мыли, за ней убирали, ее использовали.