Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд

По пути на сцену он заглянул в мужскую гримерную, чтобы привести в порядок одежду и ополоснуть холодной водой раскрасневшиеся щеки. Секс всегда сказывался на его кровообращении. Вытирая лицо полотенцем, Кэллоуэй критически посмотрел в зеркало. После тридцати шести лет игры в прятки с собственным возрастом он начал сдавать. Уже далеко не юноша. Под глазами образовались припухлости — вовсе не от бессонницы; морщины залегли на лбу и вокруг рта. Увы, беспутная жизнь отразилась на лице. Излишества в сексе, пристрастие к спиртному, неудовлетворенность и вечное стремление к ускользающей удаче. Он с горечью подумал о том, как мог бы сейчас выглядеть, если бы довольствовался менее притязательным репертуаром, что гарантировал десяток-другой зрителей на каждый вечер сезона. Пожалуй, тогда его физиономия была бы гладкой, как попка младенца, — большинство людей, работающих в периферийных театрах, имели такой вид. Беззлобные, обреченные, несчастные кролики.

— Ну, ты сделал выбор и платишь за это, — сказал он себе.

Он в последний раз взглянул на слегка обрюзгшего херувима в зеркале, отметил, что, несмотря на мешки под глазами, женщины все еще не могут устоять перед ним, и побрел навстречу тяготам и горестям третьего акта.

На сцене уже разгорелась жаркая дискуссия. Плотник Джейк сколотил две ограды для сада Оливии. Их еще предстояло прикрыть листвой, но даже сейчас они выглядели впечатляюще, протянувшиеся в глубь сцены к циклораме, где предстояло нарисовать остальную часть сада. Никакой символической чепухи, нормальный сад: зеленая трава, голубое небо. Именно таким публика хотела видеть Бирмингем, и Терри был по душе ее неприхотливый вкус.

— Терри, милый.

Эдди Каннингем взял его под локоть и повел к спорившим.

— В чем проблема?

— Терри, милый, скажи, что ты не всерьез задумал эти чертовы, — он выговорил не без изящества: «ч-чер-товы», — ограды. Скажи дяде Эдди, что это не всерьез, пока я не грохнулся в обморок. — Он сделал широкий жест в сторону декораций. — Ведь ты же и сам видишь? — Он сплюнул на пол.

— В чем проблема? — снова спросил Терри.

— Проблема? В движении, милый, в движении. Пожалуйста, подумай еще раз. Мы только что репетировали сцену, и я скакал через эти барьеры, как молодой горный козел. Я просто не успеваю обежать вокруг. И послушай! Они загромождают задник, эти ч-черто-вы ограды.

— Но без них нельзя, Эдди. Они нужны для создания иллюзии.

— Они мне мешают, Терри. Ты должен меня понять.

Эдди вызывающе посмотрел на тех, кто стоял рядом на сцене: плотников, двух рабочих и трех актеров.

— От них слишком много неудобства.

— Эдди, мы можем немного раздвинуть их.

— Вот как?

Он сразу сник.

— По-моему, это самое простое решение.

— А как же сцена с крокетом?

— Вот ее мы можем сократить.

— Все эти штучки с крокетными молотками? Все сексуальные намеки?

— Да, мы их выбросим. Извини, я не подумал об этом.

Эдди отвернулся.

— Пожалуйста, милый, почаще думай об этом.

Послышалось приглушенное хихиканье. Терри пропустил его мимо ушей. Критика был отчасти справедливой: он не предусмотрел возможных проблем с размерами оград.

— Извини, Эдди, извини. Сцена слишком затянута.

— Ты бы не сократил ее, если бы в ней играл не я, а кто-то другой, — сказал Эдди.

Он бросил презрительный взгляд на появившуюся Диану и направился в гримерную. Разгневанный актер покинул сцену. Кэллоуэй не пытался остановить его.

Это не улучшило бы ситуации. Он лишь пробормотал:-«О господи!» — и провел рукой по лицу. Главный недостаток его профессии: работа с актерами.

— Кто-нибудь сходит за ним? — спросил он чуть позже.

Молчание.

— Где Райен?

Высунувшись из-за злополучной ограды, режиссер-постановщик огляделся и водрузил на нос очки.

— В чем дело?

— Райен, милый, ты можешь отнести Эдди чашку кофе и вернуть его в лоно семьи?

Райен состроил гримасу, означавшую: ты обидел его, тебе и идти. Однако Кэллоуэй уже имел некоторый опыт укрощения строптивого, тут не требовалось большого мастерства. Он в упор смотрел на Райена, игнорируя его протесты, пока противник не опустил глаза и не согласился.

— Ладно, — угрюмо сказал Райен.

— Хороший мальчик.

Тот бросил на Терри укоризненный взгляд и пошел за Эдди Каннингемом.

— Как всегда. Ни одного вечера без грома и молнии, — проговорил Кэллоуэй, стараясь немного разрядить напряженную атмосферу.

Кто-то хмыкнул. Небольшой полукруг зрителей начал таять. Шоу закончилось.

— Хорошо, хорошо! — воскликнул Кэллоуэй, призывая всех вернуться. — Теперь за работу. Повторяем ту же сцену. Диана, ты готова?

— Да.

— Отлично. Приступаем.

Чтобы собраться с мыслями, он отвернулся от сада Оливии и застывших в ожидании актеров. Лампы горели только над сценой, в зале было темно. Там зияла черная пустота, ряд за рядом углублявшаяся, требующая новых развлечений. О, это одиночество режиссера на длинной дистанции. Да, у него случались дни, когда самой желанной и благополучной казалась участь какого-нибудь бухгалтера, если перефразировать принца Датского.