Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд

В коридоре было прохладно. Личфилд терпеливо ждал, прислонившись к стене. Сейчас он был лучше освещен и стоял ближе, чем в предыдущий вечер. Кэллоуэй все еще не мог полностью разглядеть лицо под широкополой шляпой. Но что-то в этих чертах — какая странная мысль! — показалось искусственным, ненастоящим Сама плоть его лица не походила на единую систему мышц и нервов, она выглядела слишком плотной и розовой, почти как ткань шрама.

— Она еще не совсем готова, — сказал Кэллоуэй.

— Замечательная женщина, — промурлыкал Личфилд.

— Да.

— Я не виню вас…

— М-м…

— Но все-таки она не актриса.

— Личфилд, вы ведь не собираетесь мешать мне? Я вам не позволю.

— Можете не опасаться этого.

Явное удовольствие, которое Личфилд испытывал от его замешательства, сделало Кэллоуэя менее почтительным к собеседнику, чем прежде.

— Если вы ее хоть немного расстроите…

— У нас общие интересы, Теренс Я хочу только успеха для спектакля, поверьте мне. Неужели вы думаете, что в сложившейся ситуации я рискнул бы чем-нибудь встревожить вашу первую актрису? Я буду кроток, как ягненок, Теренс.

— Кто бы вы ни были, — последовал раздосадованный ответ, — вы не похожи на ягненка.

Улыбка, скользнувшая по губам Личфилда, едва заставила шевельнуться Мускулы вокруг его рта.

Спускаясь по лестнице, Кэллоуэй крепко сжимал, зубы и никак не мог объяснить себе причину собственного беспокойства.

Диана отошла от зеркала, готовая сыграть свою роль.

— Можете войти, мистер Личфилд, — объявила она.

Тот появился в дверях прежде, чем она успела договорить.

— Мисс Дюваль, — почтительно поклонившись, сказал он (она улыбнулась: как галантно), — вы простите мою недавнюю неучтивость?

Она взглянула на него томными глазами: мужчины всегда таяли от ее взгляда.

— Мистер Кэллоуэй… — начала она.

— Очень настойчивый молодой человек, полагаю.

— Да.

— Не слишком ли он докучает первой актрисе?

Диана немного нахмурилась, на переносице проступила едва заметная складка.

— Боюсь, вы правы.

— Профессионалу это непозволительно, — сказал Личфилд. — Но, прошу простить меня, его пылкость вполне объяснима.

Она придвинулась к лампе возле зеркала, зная, что такой свет выгодно подчеркнет пышность ее волос.

— Ну, мистер Личфилд, что я могу сделать для вас?

— Честно говоря, у меня очень деликатное дело, — сказал Личфилд. — Горько признать, но — как бы получше выразиться? — ваш талант не идеально соответствует характеру пьесы. Вашему стилю недостает нужной тонкости.

Последовало напряженное молчание. Диана сопела и обдумывала значение произнесенных слов. Затем она двинулась к двери. Ей не понравилось начало сцены. Она ожидала поклонника, а получила критика.

— Уходите, — проговорила она бесцветным голосом.

— Мисс Дюваль…

— Вы меня слышали.

— Вы ведь не годитесь на роль Виолы, не так ли? — продолжал Личфилд, словно не слышал слов кинозвезды.

— Не ваше дело, — отрезала она.

— Но это так. Я видел репетиции. Вы вялы и неубедительны. Все комические эпизоды выходят плоскими, а сцена воссоединения просто разбивает наши сердца — она сыграна со свинцовой тяжеловесностью.

— Спасибо, я не нуждаюсь в вашем мнении.

— У вас нет стиля…

— Заткнитесь.

— Нет стиля и нет вкуса Уверен, на телеэкране вы — само очарование, но театр требует особой правдивости. И души, которой вам, честно говоря, не хватает.

Игра перешла все границы разумного. Диана хотела ударить непрошеного гостя, но не находила повода. Она не могла воспринимать всерьез престарелого позера — он был персонажем даже не из мелодрамы, а из музыкальной комедии, с этими его тонкими серыми перчатками и тонким серым галстуком. Глупый злобный педераст, что он понимал в искусстве?

— Убирайтесь вон, или я позову менеджера, — сказала она.

Но он встал между ней и дверью.

Сцена изнасилования? Так вот какую пьесу они играли? Неужели он сгорает от страсти к ней? Боже упаси.

— Моя жена, — улыбнувшись, произнес он, — играет Виолу…

— Я рада за нее.

— …И она чувствует, что сможет вдохнуть в эту роль немного больше жизни, чем вы.

— У нас завтра премьера, — неожиданно для себя проговорила Диана, будто защищая Свое участие в спектакле.

Какого черта она оправдывалась перед человеком, что вломился к ней и наговорил таких ужасных вещей? Может быть, потому что была напугана. Он подошел очень близко, и его дыхание пахло дорогим шоколадом.

— Она знает роль наизусть.

— Эта моя роль. И я сыграю ее. Я сыграю ее, даже если буду самой плохой Виолой в истории театра, ясно?

Диана старалась сохранять самообладание, но ей было нелегко. Что-то заставляло ее нервничать. Нет, не насилия; но чего-то она все же боялась.

— Увы, я уже обещал эту роль своей жене.

— Что? — она изумилась его самонадеянности.

— И ее сыграет Констанция.

Услышав имя соперницы, Диана рассмеялась. В конце концов, это похоже на классическую комедию — что-то из Шеридана или Уайльда, запутанное и хитроумное. Но он говорил с такой непоколебимой уверенностью: «Ее сыграет Констанция», — словно дело обдумано и решено.

— Я не собираюсь больше спорить с вами. Если вашей жене угодно играть Виолу, ей придется играть ее на улице. На паршивой улице, ясно?

— У нее завтра премьера.