Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд

В шесть Кэллоуэй объявил перерыв и назначил на восемь часов начало генеральной репетиции в костюмах. Участники спектакля разошлись, оживленно обсуждая новую постановку. То, что вчера казалось грубым и неуклюжим, сегодня складывалось очень неплохо. Разумеется, многое еще предстояло отточить и подправить: технические неувязки, неловко сидящие костюмы, отдельные режиссерские просчеты. Все шло своим чередом, и актеры, в сущности, были очень довольны. Даже Эд Каннингем снизошел до пары комплиментов.

Личфилд нашел Телльюлу у окна в комнате отдыха.

— Сегодня вечером…

— Да, сэр.

— Не надо ничего бояться.

— Я не боюсь, — ответила Телльюла.

Что за мысль? Как будто она и так…

— Будет немного больно, я сожалею об этом Тебе и нам всем, конечно.

— Я знаю.

— Я понимаю тебя. Ты любишь театр так же, как и я, и тебе известен парадокс нашей профессии. Играть жизнь… ах, Телли, какая это удивительная вещь! Знаешь, иногда мне даже интересно, как долго я еще смогу поддерживать иллюзию.

— Это чудесный спектакль, — сказала она.

— Ты и вправду так думаешь?

Он и в самом деле обрадовался ее оценке. Постоянно притворяться было трудно: имитировать плоть, дыхание, живой вид. Благодарный за похвалу, он коснулся плеча Телльюлы.

— Ты хотела бы умереть, Телльюла?

— Это больно?

— Едва ли.

— Тогда я была бы счастлива.

— Да будет так, Телли.

Он прильнул к ее губам, и она, не переставая улыбаться, умерла. Он уложил ее на софу и ее ключом запер за собой дверь. Она должна была остыть в этой прохладной комнате и подняться на ноги к приходу зрителей.

В пятнадцать минут седьмого перед «Элизиумом» остановилось такси, и из него вышла Диана Дюваль. Был холодный ноябрьский вечер, но она чувствовала себя прекрасно. Сегодня ее ничего не могло огорчить. Ни темнота, ни холод.

Никем не замеченная, она прошла мимо афиш с собственным лицом и именем, поднялась по лестнице и отворила дверь в гримерную. Там, в густом облаке табачного дыма, она нашла объект своей страсти.

— Терри.

Она задержалась в дверях, дав ему осознать свое появление. Он побледнел, и поэтому она немного надула губы, что было нелегко. Мышцы лица почти не слушались, но она приложила некоторые усилия и добилась удовлетворительного результата.

Кэллоуэй не сразу смог подобрать слова. Диана выглядела нездоровой, тут не было двух мнений, и если она покинула больницу, чтобы принять участие в генеральной репетиции, то он должен отговорить ее. Она была не накрашена, ее пепельные волосы не мешало бы помыть.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, когда она закрыла дверь.

— У меня есть одно незаконченное дело.

— Послушай… Я должен кое-что сказать тебе… Видишь ли, мы нашли тебе замену. Я хочу сказать — замену в спектакле. — Она непонимающе смотрела на него. Он торопился и путался. — Мы думали, что тебя не будет… То есть не всегда, конечно, а только на премьере…

— Не беспокойся, — сказала она.

У него медленно начала отвисать челюсть.

— Не беспокойся?

— Что мне до этого?

— Но ты говоришь, что вернулась закончить…

Он осекся. Она расстегивала верхние пуговицы платья. Нет, она не всерьез, она шутит. Секс? Сейчас?..

— За последние несколько часов я многое передумала, — сказала она, вынув руки из рукавов, спустив платье и переступив через него; на ней остался белый лифчик, и она безуспешно пыталась его расстегнуть. — И решила, что до театра мне нет дела. Ты поможешь мне или нет?

Она повернулась и подставила ему спину. Он автоматически разъединил крючки, хотя еще не осознал, хотел ли это делать. Впрочем, его желания будто и не играли роли. Она вернулась, чтобы закончить то, на чем их прервали, — вот так просто… И несмотря на странные звуки, вдруг зазвучавшие в ее горле, несмотря на остекленевший взгляд, она все еще оставалась очень привлекательной женщиной. Она вновь повернулась, и Кэллоуэй увидел ее грудь — более бледную, чем он помнил, но прелестную. Ему сразу стали тесны брюки, а ее действия только ухудшали ситуацию: она раздвигала бедра, как стриптизерши в Сохо, и поглаживала себя между ног…

— Не беспокойся за меня, — сказала она, — Я приняла решение. Все, чего я по-настоящему хочу…

Она отняла руки от живота и приложила ладони к его лицу. Они были холодны как лед.

— Все, чего я по-настоящему хочу, это ты. Я не могу заниматься и сексом, и сценой… У каждого в жизни наступает время, когда нужно принять решение.

Она облизнула губы, но они остались сухими, как и прежде, точно у нее на языке не было ни капли влаги.

— Этот случай заставил меня задуматься о том, чего я действительно хочу. И если честно, — она расстегнула ремень на его брюках, — мне наплевать…

Теперь молния.

— …и на эту, и на любую другую паршивую пьесу.

Брюки упали на пол.

— Я покажу тебе, что меня по-настоящему волнует.

Она дотронулась до его трусов. Ее холодные руки сделали прикосновение особенно сексуальным. Он улыбнулся и закрыл глаза. Она опустила его трусы до лодыжек и встала перед ним на колени.