Книги крови. I–III

Гэвина и раньше преследовали поклонники, но чтобы так – никогда. Никогда до такой степени ловко и скрытно. Бывало, люди целыми днями таскались за ним из бара в бар, с улицы на улицу, до того по-собачьи, что это сводило его с ума. Ночь за ночью видеть истосковавшееся лицо одного и того же человека, который никак не наберется смелости угостить его выпивкой, а, может, предложить часы, кокаин, неделю в Тунисе, да что угодно. Гэвин скоро возненавидел это липкое обожание. Оно прокисало так же быстро, как молоко, и воняло до небес. Один из самых горячих его поклонников – как ему говорили, актер, посвященный в рыцари, – никогда не подходил близко, просто следовал по пятам и смотрел, смотрел, смотрел. Сначала внимание даже льстило, но вскоре удовольствие переросло в раздражение, и, в конце концов, в одном баре он припер чувака к стенке и пригрозил разбить ему голову. Гэвин той ночью был настолько взвинчен, настолько устал от того, что его пожирают взглядами, что покалечил бы жалкого ублюдка, если бы тот не понял намека. Этого типа он больше не видел и вообразил, что тот пошел домой и повесился.

А тут не явная слежка, а скорее ее ощущение. И никаких доказательств, что кто-то висит у него на хвосте. Но, всякий раз оглядываясь, Гэвин испытывал неприятное чувство, что кто-то прячется в тени или идет следом по ночной улице, подстраиваясь под каждый шаг. Походило на паранойю, только Гэвин не был параноиком. «Будь я параноиком, – рассуждал он, – мне давно кто-нибудь сказал бы об этом».

Кроме того, начались разные происшествия. Однажды утром кошатница, жившая этажом ниже, мимоходом спросила о том, что это за гость постоянно ходит к Гэвину – забавный человек, который появляется поздно ночью и час за часом ждет на лестнице, наблюдая за квартирой. У Гэвина похожих друзей не было, и под описание не подходил никто из знакомых.

В другой раз он вынырнул из толпы на оживленной улице, встал в дверях заброшенного магазинчика, закурил, и тут встретился глазами с чьим-то перекошенным отражением в грязной витрине. Спичка обожгла Гэвину палец, он уронил ее и опустил взгляд, а когда снова поднял, толпа бурным морем уже сомкнулась вокруг незнакомца.

Гэвина охватило дурное, очень дурное предчувствие. И в тех глубинах, откуда оно поднялось, таких предчувствий осталось еще немало.

Гэвин никогда не разговаривал с Преториусом, хотя время от времени они обменивались кивками на улице и в компании общих знакомых справлялись друг о друге, как будто были близкими друзьями. Чернокожий Преториус пребывал где-то между сорока пятью годами и смертью от ножа. Пафосный сутенер, он утверждал, что ведет родословную от Наполеона. Почти десять лет под его началом ходила кучка девок и три-четыре парня, и дела у Преториуса шли хорошо. Когда Гэвин только начал работать, ему всячески советовали попросить у сутенера покровительства, но вольной пташке такая помощь не нужна. В итоге и Преториус, и его клан смотрели на Гэвина без особого тепла. Тем не менее, как только он стал неотъемлемой частью пейзажа, никто не оспаривал его право быть самим собой. Поговаривали даже, что Преториус нехотя восхищался жадностью Гэвина.

Восхищался или нет, но в тот день, наверное, ад замерз, раз Преториус нарушил молчание.

– Эй, белоснежка.

Было около одиннадцати, Гэвин направлялся из бара на Сент-Мартинс Лейн в клуб на Ковент-Гарден. Улица все еще гудела. Среди театралов и любителей кино легко подцепить клиента, но сегодня особого желания не было. В кармане лежала заработанная накануне сотня, которую он не потрудился положить в банк. Хватит, чтобы продержаться.

Первое, о чем подумал Гэвин, завидев на своем пути Преториуса и его разномастных громил: «Им нужны мои деньги».

– Белоснежка.

Тут он и узнал это плоское сияющее лицо. Преториус не был уличным грабителем. Никогда не был и никогда не будет.

– Белоснежка, я хотел с тобой поговорить.

Сутенер достал из кармана орех, раздавил скорлупу в ладони и сунул ядрышко в свой огромный рот.

– Не возражаешь?

– Чего тебе надо?

– Как и сказал, парой слов перекинуться. Не слишком много прошу?

– Ладно. Чего?

– Не здесь.

Гэвин поглядел на войско Преториуса. Гориллами они не были, да и вообще держались не в стиле черных, но и дохляками не выглядели. В целом картина вырисовывалась небезопасная.

– Спасибо, нет, – сказал Гэвин и со всей скоростью, которую мог набрать, пошел прочь от этой троицы.

Те последовали за ним. Он молился, чтобы они так не поступили, но у них были свои мысли на этот счет. Преториус за спиной Гэвина продолжал разговор:

– Послушай. До меня доходят плохие новости о тебе.

– Ах, вот как?

– Боюсь, что так. Мне сказали, что ты напал на одного из моих мальчиков.

Гэвин успел сделать шесть шагов, прежде чем ответил:

– Это был не я. Ты с кем-то спутал.

– Он узнал тебя, дрянь. Ты его здорово порезал.

– Говорю же, это был не я.

– Ты хоть сам знаешь, что ты псих? Тебя нужно за решетку упечь.

Голос Преториуса звучал все громче. Люди переходили на другую сторону улицы, чтобы избежать нарастающей ссоры.