Он убрал руки. Элейн открыла глаза. Он возился с поясом от брюк. Вдруг с улицы раздался чей-то крик. Кавана резко повернулся к окну, и все его тело напряглось. Ее удивила такая внезапная реакция.
– Все нормально, – сказала она.
Он наклонился и положил руку ей на горло.
– Лежи тихо, – приказал он ей.
Она всматривалась в его лицо, на котором выступил пот. Крики на улице продолжались еще пару минут. Обычная ссора двух припозднившихся гуляк. Теперь он понял свою ошибку.
– Мне показалось, я слышал…
– Что?
– Мне показалось, что назвали мое имя.
– Кто же это мог быть? – нежно произнесла она. – Никто не знает, что мы здесь.
Он отвернулся от окна. Вся его решимость куда-то исчезла. После приступа страха он словно размяк и выглядел почти глупо.
– Ко мне подобрались близко, – сказал Кавана, – но никогда меня не поймают.
– Близко?
– Добрались до тебя.
Он положил голову ей на грудь.
– Так близко, – прошептал он. Было слышно, как пульсирует кровь в ее голове. – Но я действую быстро и незаметно.
Руки его опять поползли к шраму и ниже.
– И всегда аккуратно, – добавил он.
Она прерывисто вздохнула под его ласками.
– Конечно, они восхищаются мной. Как ты считаешь, мной должны восхищаться? За мою аккуратность?
Она вспомнила, какой хаос царил в крипте, в каком унизительном беспорядке были свалены там тела.
– Не всегда аккуратно… – сказала она.
Он перестал ее ласкать.
–
От такого хвастовства она улыбнулась. Она расскажет ему сейчас – хотя, конечно, он уже знает – о своем визите в крипту и о том, как выглядит там его работа.
– Порой кровопролития не избежать, – сказала она. – Я не виню тебя за это.
При этих словах он задрожал:
– Что тебе обо мне сказали? Какую
– Ничего, – ответила она, изумленная такой реакцией. – Откуда им знать?
– Я профессионал. – Он опять поднял руку к ее лицу. Она снова ощутила его решительность. Кавана словно придавливал ее своим весом.
– Не позволю лгать обо мне. Не позволю.
Он оторвал голову от ее груди и взглянул на Элейн.
– Все, что я делаю, – останавливаю барабанщика.
– Барабанщика?
– Мне нужно остановить его без крови. Его удары.
Огни снаружи окрашивали лицо Каваны то в красный, то в зеленый, то в желтый цвет таких чистых оттенков, словно в детской коробке с красками.
– Не позволю лгать обо мне, – сказал он снова. – Будто я проливаю кровь.
– Мне ничего такого не говорили, – стала убеждать его Элейн. Он уже перестал использовать ее грудь в качестве подушки и теперь пытался оседлать ее. Прикосновения его рук были очень нежными.
– Показать тебе, как чисто я работаю? – сказал он. – Как легко могу остановить барабанщика?
Прежде чем она смогла ответить, руки Каваны сомкнулись у нее на шее. У Элейн не было времени даже вздохнуть, хотя бы крикнуть. Его большие пальцы мгновенно нащупали трахею и нажали на нее. Она услышала, как барабанщик отбивает ритм в ушах.
– Все будет быстро и чисто, – сказал он, а цвета все повторялись в той же знакомой последовательности. Красный, желтый, зеленый; красный, желтый, зеленый.
Она знала, что тут какая-то ошибка. Между ними возникло ужасное непонимание, причину которого она не постигала. Она попыталась найти тут какой-то смысл.
– Я не понимаю, – пыталась она сказать, но из сжатого горла донеслось лишь бульканье.
– Слишком поздно для извинений, – помотал он головой. – Ты же пошла со мной, помнишь? Ты хотела, чтобы барабанщика остановили. Зачем еще ты пошла со мной?
Его хватка стала сильнее. Она чувствовала, как лицо наливается кровью, которая словно пытается выпрыгнуть из глаз.
– Разве не понимаешь, что они приходили предупредить тебя обо мне? – мрачно сказал он, не прерывая свои труды. – Они обманом хотели отнять тебя у меня, сказав, будто я проливаю кровь.
–
Бой барабанщика стал оглушающим. Хотя Кавана продолжал открывать и закрывать рот, Элейн его больше не слышала. Но это не имело особого значения. Теперь она поняла, что Кавана – не Смерть, не та костлявая защитница, которую она ждала. В своем нетерпении она отдала себя в руки простого убийцы, уличного Каина. Ей хотелось выплеснуть ему в лицо свое презрение, но сознание отключалось. Комната, огни, лицо – все пульсировало под бой барабанщика. А потом остановилось.
Она взглянула вниз на кровать, где лежало ее распростертое тело. Одна рука, хоть уже и безжизненная, продолжала отчаянно сжимать простыню. Язык высунут, а на синих губах блестит слюна. Но (как он и обещал) крови не было.