Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв.

1 декабря 1934 года был убит Киров. Хорошо помню, как везли гроб с его телом по Мясницкой улице, где мы жили, с Ленинградского вокзала в Колонный зал. В тот день нам не разрешили выходить из квартир. Двор, подворотня, улицы — все было пусто, ворота закрыты, только "люди в штатском" и солдаты. В доме, выходившем фасадом на Мясницкую, в квартирах с окнами на улицу дежурили сотрудники "органов". Было зловеще тихо и страшно. Закрадывались плохие предчувствия.

Аресты 1937–1938 годов меня лично обошли. Мне кажется, что меня спасло то, что я и мой муж не были в дружбе, как говорят, "домами" с известными людьми того времени, хотя мои возможности здесь были огромны. Многих я знала по работе, со многими арестованными в те годы мы с мужем отдыхали на курортах. Но "домами" никогда не дружили. Жили мы довольно замкнуто. Общались вне работы только в кругу нашей большой семьи и с друзьями, в основном дореволюционными, саратовскими.

Большие неприятности грозили мне весной 1938 года. Целый год я ходила, как тогда говорили, "под прокурором". Еще в июле 1937 года поступило в Библиотеку заявление заведующей отделом выдачи книг Е.Д.Айзнер о том, что "директор ГЦБИЛ т. Рудомино нарушила революционную законность, уволив меня с 28 мая с. г. с работы, зная, что я еще 26 мая с. г. не вышла на работу по болезни, имея с указанного числа больничный лист". Далее в заявлении Айзнер сообщала, что "заболела еще раньше в результате организованной директором травли" — реакции на ее критические выступления. Даже перечислялись "преступления", совершенные в Библиотеке, и выражалось требование о восстановлении на работе. В связи с "делом Айзнер" дирекция Библиотеки направила в парторганизацию письмо, которое показывает ту обстановку, в которой проводились чистки и аресты, выдержки из которого привожу ниже: