Книги о семье

ЛИОНАРДО. Насколько я могу понять из ваших слов, Джанноццо, вами движет то прекрасное и смелое стремление, которое я ставлю превыше всех прочих, самых великих влечений смертных, и считаю наиболее подходящим для мужественной души. Я вижу, что вы предпочитаете оставаться самим собой, жить, не в ком не нуждаясь, – намерение, достойное царственного духа, – довольствоваться тем, чем тебя оделила фортуна. Некоторые люди, коих я вместе с вами по справедливости могу осудить, полагают, что величие и широта души заключаются в том, чтобы затевать всевозможные трудные и опасные предприятия, обременять себя тяжелыми трудами, чтобы возвыситься над своими согражданами. Таких людей немало в нашем городе, как и повсюду; с детства они привыкли ценить старинную свободу нашей родины и всей душой ненавидеть тиранов, но, не довольствуясь общей вольностью, они желают обладать высшими привилегиями и прерогативами. И разумеется, Джанноццо, тот кто стремится заседать среди магистратов и руководить общественными делами не для того, чтобы заслужить похвалу и благодарность достойных лиц, а лишь в силу своей безмерной жажды первенствовать и повелевать, тот заслуживает, как вы и утверждаете, резкого порицания и не может считаться добрым гражданином. Я согласен, что добрый гражданин предпочтет спокойствие, и не столько свое собственное, сколько других достойных граждан; он станет наслаждаться бездействием, но одобрит его и в других; он пожелает единства, покоя, мира и безмятежности для своей семьи, а еще больше – для отечества и республики, но их нельзя сохранить, если самые богатые, самые умные или самые знатные из граждан станут притязать на большее, чем прочие свободные, но менее удачливые их сограждане. Но не смогут выжить и те республики, в которых все достойные люди будут довольствоваться лишь своей приватной участью. Мудрецы говорят, что добрые граждане должны взять на себя управление республикой и принять бремя заботы об отечестве, отринув пустые заботы, дабы послужить общественному спокойствию и благу всех сограждан, и не попустительствовать злодеям, кои в силу своей испорченности и вследствие небрежения со стороны достойных могут все привести в негодность, так что и публичные, и частные дела окажутся в упадке.

Потом, знаете ли, Джанноццо, ваше похвальное намерение и уединенный образ жизни, хотя сами по себе и благородны и превосходны, но не совсем пригодны для тех, кто взыскует славы. Не в частном уединении, а в публичных свершениях рождается известность; на бурлящих площадях обретается слава; хвалу можно заслужить в гуще народа, благодаря отзывам и мнениям уважаемых граждан. Молва избегает одиночества и уединения, она предпочитает зрелища, ищет собраний и празднеств, где звучат и прославляются имена тех, кто сумел с помощью трудов и бдений выйти из тени и безвестности, из царства невежества и порока. Поэтому я не стал бы порицать того, кто попытался бы снискать расположение всех достойных и безупречных граждан благодаря как своим добродетельным делам и ученым занятиям, так и своему благочестию и добронравию. И я не назвал бы услужением то, что является моим долгом: а долгом юношей всегда было почитание старших и желание заслужить славу и уважение, которые старшим принесли любовь и авторитет. Я не могу также назвать тираническими побуждения того, кто стремится к благородным и выдающимся свершениям, ибо они приносят почет и славу. Но вы, вероятно, считаете, что все те, кто занимает должности в нашем городе, отличаются буйным характером и рабским духом, и поэтому осуждаете желающих попасть в число этих малопочтенных, а вернее, недостойных граждан. Но я тоже испытываю подобные стремления, Джанноццо, и ради известности, ради обретения благодарности и репутации, ради почета, любви и уважения сограждан у себя на родине я не стал бы, дорогой Джанноццо, избегать вражды со стороны каких угодно дурных и злонамеренных лиц. А если бы потребовалось прибегнуть к неким чрезвычайным мерам, я счел бы истребление и уничтожение преступника или негодяя даже с риском для собственной жизни благочестивейшим делом. Но раз для нас это пока недоступно, не станем добиваться почестей и знаменитости, которые, по вашим словам, немногого стоят, а по-моему, дороже всех прочих даров фортуны. Но, повторяю, не станем простирать свои желания на то, чего мы не можем достичь с помощью собственных усилий. Поступим так, как вы нас учите: дождемся своего часа, ибо наше терпение и умеренность когда-нибудь, наверное, будут вознаграждены, а гнусность и испорченность мерзавцев и негодяев, не перестающих изливать на нас свою злобу и ненависть, по Божьему произволению, понесут заслуженное и достойное наказание. А мы, Баттиста и Карло, тем временем постараемся в меру своих сил и добродетелей с помощью наук и искусств обрести хвалу и известность, и приготовим себя к трудам на пользу республики и нашего отечества, дабы, когда пробьет час, Джанноццо и подобные ему умеренные и воздержные старцы не сочли нас недостойными высших общественных постов.