Книги Судей

Вечер прошел спокойно, и на следующее утро я проснулся после долгого, глубокого сна с убеждением, что сновидения мои были очень яркими, но ни одного из них я не запомнил. Единственное, я знал, что в моих снах были веселье, какое-то движение и смех, но даже эти отрывочные воспоминания – совершенно беспредметные – быстро покинули сознание. Зато я подумал о том, что сегодня Рождество и наше натужное веселье неизбежно. Это мрачное предчувствие в полной мере оправдалось: шумные развлечения сменяли друг друга с головокружительной быстротой. Мы падали на льду, украшали рождественскую ель, пели песни и играли в игры с наряженными ребятишками из деревни. Праздничный вихрь утих только часам к семи. Дети заскользили домой по льду, перекидываясь снежками. Марджери поднялась к себе в спальню, чтобы прилечь, Тони улизнул к своему прибору, а я остался в кресле у камина до ужина.

Внезапно мое внимание привлекло белое пятно, зашевелившееся в дальнем конце зала, где прежде было темно. Я пытался было всмотреться, но пятно исчезло – упорхнуло как бабочка, растаяв в тени. Одновременно до меня долетел аромат лаванды, и пока я размышлял, откуда он взялся, аромат тоже исчез. Потом моего уха коснулась едва различимая музыкальная нота, похожая на треньканье скрипичной струны… Все это были какие-то неясные впечатления – эхо впечатлений, как их можно было бы назвать.

С приходом Тони все странности, происходившие вокруг меня, исчезли, и ни намека на них не появлялось до конца вечера. Мы ужинали, мы слушали по радио, как многоголосый рождественский хор поет «Доброго короля Вацлава», и мы с Марджери с тревогой смотрели на чашу для пунша. Она была огромной! Отталкивая половником маленькие красные яблочки, Тони черпал напиток и разливал в толстые стаканы.

Марджери сделала глоток.

– Дорогой, по-моему, здесь слишком много корицы и перца, – сказала она.

– Чепуха, это вкусно, – возразил Тони, попробовав. – Боже мой, интересно, они и правда пили это?

Марджери зевала, я зевал, мы все зевали, и наконец отправились спать. В конце концов, такое происходит всего раз в год.

Я мгновенно заснул – усталость сделала свое дело, но вскоре меня разбудил какой-то шум. Кто-то стучал в мою дверь, и мои мысли мгновенно вернулись к пуншу, который я предусмотрительно не стал пробовать. Моя первая мысль была – не заболели ли остальные?

На мое приглашение войти никто не отозвался, потом снова послышался стук, но теперь я понял, что это не стук в дверь, а шаги по дубовым доскам коридора. Они затихли вдали… и спустя короткое время снова возобновились.

Я сел в кровати и попытался объяснить это. Кто-то прошел мимо моей двери. Судя по шагам – трое, но, боже, кто они? Шаги были быстрыми и уверенными, и это говорило о том, что коридор освещен… Тут мне в голову пришла гениальная идея: открыть дверь и посмотреть. Не без мандража я включил свет в комнате и выглянул наружу. Но в коридоре было темно – хоть глаз выколи. Пока я стоял, снова послышались шаги – откуда-то из конца коридора. По мере приближения шаги становились громче; их сопровождал ясно различимый шорох платья. Из моей комнаты в коридор падал прямоугольник яркого света, и идущий должен был пересечь его, но сколько я ни всматривался, я никого не увидел.

Я был слишком заинтригован, чтобы испугаться, к тому же я осознал: невидимые мне люди, так легко идущие в темноте, полны веселья и доброжелательности.

Надев халат и тапочки, я направился к лестнице. Где-то здесь был выключатель, но я никак не мог его найти. А потом понял, что свет мне не требуется, поскольку снизу исходило неяркое свечение, словно там горели свечи.

Повернув за угол лестницы, я увидел источник этого света: в камине еще тлели угли. Но в холле никого не оказалось, хотя воздух был полон далеких голосов. Потом голоса внезапно были заглушены скрипичными нотами: сначала мой слух различил ритм, а потом мелодию – это был старинный напев «Сэр Роджер де Коверли». Музыка доносилась из зала, дверь которого была закрыта.

Я тихо прокрался через холл и, нащупав ручку, резко распахнул дверь. Наружу вырвалась вспышка света, а вместе с ней – громкий звук музыки. По центру, от двери до дальнего конца зала, протянулись две линии: мужчины с одной стороны, женщины с другой…

…и вдруг я понял, что смотрю в темноту. Одна-единственная вспышка света и звука, и – ничего.

Я с большим трудом добрался до своей комнаты, потому что свет, который я оставил включенным (дверь я оставил открытой) – в чем я был абсолютно уверен, – не горел. Думаю, замкнуло какой-то провод, потому что выключатель все еще оставался в прежнем положении.

На следующее утро я опоздал к завтраку. Тони уже перекусил и отправился к своему любимому прибору, но Марджери осталась, чтобы составить мне компанию.