Книги Судей

– Гости, которые у нас бывают, отнюдь не склонны к тому, чтобы делиться своими мыслями и жизненным опытом. Я имею в виду тех, кто приезжает в Корнуолл отдохнуть или полюбоваться здешними видами. Они приходят в нашу церковь, а иногда я вижу их на кладбище, где похоронены многие достойные люди. Уж не знаю, что туда влечет туристов.

– Да, действительно, я заметил, как много достойных имен выбито на плитах, – кивнул Фрэнк.

– Богу было угодно, чтобы здесь жили и нашли последний приют те, кто обладал блестящим умом и исключительными дарованиями. «Зеленая трава покрыла их надгробья», – моя жена прекрасно выразила свои чувства в одном из своих небольших лирических стихотворений.

– А я и не знал, что миссис Гринок пишет стихи, – поднял на него глаза Фрэнк.

– Она пишет чрезвычайно талантливые сонеты, – с гордостью произнес викарий.

Фрэнк, всегда считавший миссис Гринок скорее скучной пуританкой, чем автором талантливых сонетов, внезапно разразился смехом. Но мистер Гринок и не заметил этого.

– Ее стихи отличаются очень точно подобранными сравнениями, – продолжил он. – И я уж не говорю о мягкой гармонии ее речи. Восхитительно!

– Вы вряд ли почувствуете истинную суть окружающего нас мира, если рядом с вами находится поэт.

– Жизненный путь поэта всегда усеян ухабами и трудностями, – возразил мистер Гринок. – Истинных поэтов подстерегают две опасности. Или они приобретают быструю и легкую популярность, что не лучшим образом сказывается на их творчестве, или же погружаются в печаль от отсутствия почитателей.

– Убежден, что я знаю, какая из двух этих опасностей грозит миссис Гринок, – усмехнулся Фрэнк, не думая о том, как это выглядит со стороны.

Но мистер Гринок находился во власти своих мыслей.

– О, вы весьма верно подметили. – Он с чувством признательности дотронулся до руки Фрэнка. – Многие ее стихи, которые время от времени публикуются в местной газете, не оставляют читателей равнодушными. Она готовит небольшой сборник своих поэтических идиллий для публикации.

Викарий встал. По его виду можно было заключить, что дальнейший обмен мыслями будет чем-то жалким и мелким по сравнению с только что сказанным, и предложил присоединиться к дамам.

Миссис Гринок растрогалась, когда услышала, что Фрэнк знает о готовящемся издании ее книги. Но вскоре она пришла в себя и сделала несколько замечаний, отнюдь не оригинальных, по поводу красоты лунного света, отражающегося в волнах, и стала мучить Фрэнка вопросами о том, писал ли кто-нибудь из художников лунный пейзаж. Фрэнк с нескрываемой ненавистью взглянул на ни в чем не повинную луну и вместо простого ответа разразился отвлеченной речью.

– В этом несовершенном мире, – сказал он, – есть так много того, в чем мы хотели бы убедить ближних. Но разве нам недостаточно того, в чем мы убеждаем сами себя? Кого тупая толпа считает художником? А ведь на самом-то деле толпа еще более безвкусна, чем цензоры. Вы когда-нибудь разговаривали с критиком? Как-то я встретился с одним на обеде и… – прости его, Господи, ибо это не в моих силах! – он восхищался моими картинами. Он восхищался моими картинами, но восхищался тем, что мог понять своей головой. И свое восхищение он передавал в публикациях, которые размещал в дешевых газетенках. Однако ни один человек не в состоянии оценить картину, если он не знает об Искусстве того, что знает человек, который эту картину написал. Стоит ли художнику убеждать кого-то в своих задумках? Дождитесь того дня, когда ваши стихи, которые вам самой кажутся неудачными, не будут вас больше раздражать. Наверняка у вас есть такие. Когда этот день настанет, когда вы не захотите убеждать в чем-то других людей, вы скажете: «Довольно того, что я написала хотя бы одну строку, которая мне самой не кажется отвратительной». Противоположности сходятся, а удовлетворение приходит только к тем, кто ничего не знает, или же к тем, кто знает почти все.

Миссис Гринок уставилась на него с удивленным видом. Она-то думала, что он попросит у нее принести на время «Пенальва Газетт», где опубликовано ее стихотворение «Уголок на сельском церковном погосте». Она натянула перчатки, словно желая защитить себя от пронзительного ветра.

А Фрэнк, как ни печально говорить об этом, испытывал злорадное удовольствие от своих слов. Он начинал говорить без какой-то дурной задней мысли, но в его тоне проявилась злоба. По какому праву эта сочиняющая слащавые стихи женщина указывает ему, каким должен быть портрет? И ведь попала в точку… За двумя ложками супа она высказала то, о чем он сам боялся думать, вытряхнула его ночные кошмары на белую скатерть.

Его голос еще более окреп, когда он продолжил.