Об Уитмене часто говорят, что у него было раздутое "я". Уверен, что то же самое, если мы захотим внимательно приглядеться, можно сказать о Достоевском, поскольку за его чрезмерным смирением скрывалась столь же чрезмерная гордыня. Однако мы ничего не достигнем, если будем изучать "я" таких людей. Они вышли за пределы своего "я": один, пройдя через непрестанные и почти невыносимые сомнения, другой - благодаря его неизменному и ясному приятию жизни. Достоевский взял на себя - в той степени, в какой это возможно для человека, - тревоги, муки и страдания всех людей, особенно же, как мы хорошо знаем, непостижимые страдания детей. Уитмен ответил на тревоги человека - не оценкою их или изучением, а непрерывной песней любви, примирения с жизнью, в котором уже заключен ответ. По сути, "Песня о себе" не отличается от гимна творения.
Д.Г.Лоуренс завершает свои "Исследования по классической американской литературе" главой об Уитмене. Это совершенно нелепый текст: чудовищная галиматья соседствует в нем с замечаниями поразительной глубины. Для меня это скала, о которую Лоуренс разбился. Он должен был в конце концов прийти к Уитмену, и он сделал это. Он не мог воздать ему безоговорочную хвалу - нет, только не Лоуренс. Истина же состоит в том, что он не смог оценить этого человека. Для него Уитмен - явление, но явление очень специфическое. Американское явление.
Однако, несмотря на все гневные тирады и смешное витийство, несмотря на довольно дешевые песни и танцы, которыми открывается эссе, Лоуренс сумел сказать об Уитмене такие слова, которые никогда не будут забыты. Многое в Уитмене ему удалось понять, многое он понять не смог, ибо, если говорить честно и откровенно, он был человеком меньшего калибра, который так и не достиг индивидуации95. Но суть послания Уитмена он понял и своей интерпретацией бросил вызов всем грядущим толкователям.
"Суть послания Уитмена, - говорит Лоуренс, - Большая Дорога. Это отпущенная на свободу душа - душа, доверившаяся собственной судьбе и смутным очертаниям большой дороги. Это самая смелая доктрина из всех, что когда-либо были предложены человеком самому себе".
Декларируя, что стихи Уитмена проникнуты истинным ритмом Американского континента, что он ее первый белый абориген, что он величайший, первый и единственный американский учитель (а не Спаситель!), Лоуренс говорит также, что Уитмен велик своей способностью изменять кровь в человеческих жилах. Его подлинное и серьезное признание в любви, восхищении и преклонении перед Уитменом начинается с этих слов:
"Великий поэт Уитмен много значит для меня. Уитмен, единственный человек, проложивший дорогу вперед. Уитмен, единственный первопроходец. Единственный в своем роде Уитмен... Впереди Уитмена-никого. Впереди всех поэтов Уитмен, первопроходец в пустыне еще не открытой жизни. Выше него никого".
Изливая песню собственной души, Лоуренс задыхается от восторга. Он говорит о "новой доктрине, новой нравственности - нравственности нынешнего бытия, а не спасения". Нравственность Уитмена, утверждает он, - это "нравственность души, живущей своей жизнью, а не спасающей себя... Душа, живущая своей жизнью, воплощая собой тайну большой дороги".
Великолепные слова, и Лоуренс, несомненно, произнес их искренне. Ближе к концу эссе, рассуждая об "истинной демократии", которую проповедовал Уитмен, рассуждая о том, как она раскрывает себя, он - с какой поразительной точностью! - говорит: "Не возрастанием набожности или делами милосердия. Вообще никакими делами. Ничем, кроме как только собой. Душа идет вперед, не преувеличивая свою цену, пребывая в постоянном движении и существуя не более как в самой себе. И ее узнают, и проходят мимо или приветствуют, по велению самой души. Если это великая душа, в дороге ее ждет поклонение".
"Единственно богатые - великие души". Это заключительная фраза эссе и всей книги (законченной в Лобосе, штат Нью-Мексико).
На этой ноте я завершаю свое послание, дорогой моему сердцу Пьер Л еден.
Биг Сур, Калифорния
10 мая 1950 года
Постскриптум
НЕ МОГУ ЗАКОНЧИТЬ ПИСЬМО НА ЭТОЙ ТОЧКЕ. ЕЩЕ многое нужно сказать. Пусть оно примет слоновьи пропорции - какая разница! Невольно я затронул некоторые точки зрения и мнения, которые я никогда не выпустил бы на волю, если бы не погрузился в этот неожиданный экскурс. Вы, вероятно, единственный человек в Европе, который принимает без дрожи или негодования все, что я говорю, и которого я не могу обмануть или разочаровать, даже если буду действовать, как полный идиот. Вы очень скромны и сдержанны в том, что касается вас. Я о вас почти ничего не знаю. Но я знаю, что вы гораздо крупнее, чем хотите это показать - хотя бы в силу вашей неколебимой веры, честности и преданности. В таком сочетании эти качества ни у кого больше не встречаются.
Как бы там ни было, я собираюсь дополнить некоторые свои размышления, устранить "внешние" противоречия, ухватить нити, которые оставил болтаться в воздухе. Для начала позвольте мне разделаться с последним сюжетом...