Книги в моей жизни

Истина более удивительна, чем вымысел, поскольку реальность предшествует воображению и включает его в себя. Реальность беспредельна и безгранична. Люди с небольшим воображением дают всему названия и все классифицируют — великие же умы обходятся без подобных игр. Для них достаточно зрения и опыта. Они даже не пытаются рассказать о том, что видели и чувствовали, ибо их сфера — это невыразимое. Великие видения, запечатленные для нас в словах, представляют собой лишь бледные отражения событий, которые описанию не подлежат. Великие события могут разбередить душу — великие видения пронзают ее. В своей ипостаси святого — иными словами, несчастного грешника в постоянной борьбе с собственной совестью — Августин великолепен. Как теолог он туп — невероятно туп. Абеляр великолепен как наставник и возлюбленный, поскольку в обоих сферах он был в своей стихии. Он так и не стал святым, удовольствовавшись тем, что остался человеком. Элоиза — истинная святая, хотя Церковь с этим так и не согласилась. Церковь — учреждение человеческое: она часто принимала преступника за святого и vice versa[102].

Когда мы явились к Монтесуме^{71}, то оказались в совершенно другом мире. Мы вновь увидели сияние и внутренний свет. Вновь встретились с великолепием, величием, красотой, воображением, достоинством и истинным благородством. Вновь оказались в благоговейно-светлой ambiance[103] богов. Какой бандит этот Кортес! Кортес и Писарро — они заставляют наши сердца сочиться кровью от омерзения. Их подвиги — это самое низкое падение человека. Они величайшие вандалы всех времен.

Монументальный труд Прескотта[104], обычно попадающий нам в руки в подростковом возрасте, — одно из тех ужасающих и поучительных произведений, которые ставят печать проклятия на наши юношеские мечты и устремления. Мы — дети этого континента, мы — подростки, опьяненные и одурманенные героическими легендами из исторических книг (которые начинают свое повествование лишь после кровавого предисловия, написанного конкистадорами), ощущаем шок, когда узнаем, что этот наш славный континент был завоеван с нечеловеческой жестокостью. Мы узнаем, что «эликсир молодости» — не более чем красивый символ для сокрытия отвратительной истории об алчности и вожделении. Страсть к золоту — вот основание, на котором покоится эта империя Нового Света. За своей мечтой следовал Колумб, но не его люди — не эти отчаянные головорезы, которые шли за ним. В дымке истории Колумб кажется теперь безмятежно-спокойным безумцем. (Оборотная сторона Дон Кихота.) Помимо собственной воли он запустил механизм «американского ужаса»[105], по определению выдающегося британского писателя. Это был подлинный кошмар. С каждого очередного грузового корабля на берег сходили новые вандалы, свежеиспеченные убийцы. Вандалы и убийцы, которым недостаточно было просто грабить, насиловать, истреблять все живое — словно дьяволы во плоти, они обрушились на саму землю, изуродовали ее, уничтожили охранявших ее богов, истребили последние следы утонченной культуры, не прекратив разбоя своего до тех пор, пока не встретились лицом к лицу со своими ужасными призраками.

История Кабесы де Вака (в Северной Америке) дышит магией искупления — вот почему я говорю о ней снова и снова. Это душераздирающая и одновременно вдохновляющая история. Этот козел отпущения испанцев воистину искупил грехи своих разбойных предшественников. Голый, брошенный, подвергшийся преследованиям, обращенный в рабство, оставленный даже Богом, которому поклонялся лишь внешне, он был доведен до последней крайности. Чудо произошло, когда он подчинился тем, кто захватил его в плен, — индейцам, которые под страхом смерти приказали ему молиться за них и исцелить их от болезней. Он в самом деле совершил чудо — по приказу тех, у кого оказался в плену. Он восстал из праха и обрел славу. Дар исцелять и возрождать, творить мир и гармонию не исчез. Кабеса де Вака пошел по пустыне, где ныне находится Техас, подобно воскресшему Христу. Оглядываясь назад на свою жизнь в Испании — жизнь «европейца» и верноподданного Его величества короля, он осознал всю пустоту такого существования. Только в пустыне, покорившись жестокой судьбе, он сумел познать своего Творца и своих собратьев по человеческому роду. Августин обрел Его «в глубинах своей памяти». Де Вака, подобно Аврааму, обрел Его, «разговаривая с Ним».