Книги в моей жизни

Да, задолго до того, как мы начинаем обожать тех, кто олицетворяет мужество и стойкость, в нас проникает дух более величественных фигур — людей, чьи интеллект, сердце и душа слились в торжествующей гармонии. И как можем мы в разговоре об этих истинно мужских типах умолчать об их подругах — королевских воплощениях женского начала? Обратившись к туманному прошлому, мы находим женщин, которые ни в чем не уступают мужчинам и равны им по величию духа. Какое разочарование ожидает нас по мере продвижения вперед — к истории и биографии!

Александр, Цезарь, Наполеон — разве можно сравнить этих завоевателей с такими людьми, как царь Давид, великий король Артур или Саладин? Как нам повезло, что мы вкусили сверхъестественное и сверхчувственное на пороге нашей взрослой жизни! В европейской истории был один ужасный эпизод, известный как Крестовый поход детей — разве эта сцена не разыгрывается вновь и вновь теми, кого мы вводим в мир, не задумываясь и не тревожась об их истинном благе? Почти у самого старта наши дети оставляют нас ради истинных проводников, истинных лидеров, истинных героев. Они инстинктивно чувствуют, что мы их тюремщики и тиранические наставники, от которых нужно сбежать как можно раньше — или же убить нас. «Маленькие дикари» — так мы их порой называем. Верно, но мы могли бы также сказать «маленькие святые», «маленькие колдуны», «маленькие воины». Или tout court[101] — «маленькие мученики».

«Все, чему нас учили, ложь». Верно, но и это еще не все. За то, что мы не верим «их» фальши, нас постоянно и беспощадно наказывают; зато, что мы не принимаем «их» гнусные подделки, нас унижают, оскорбляют и ранят; за то, что мы пытаемся высвободиться из «их» удушающих объятий, на нас надевают оковы и наручники. О, эти ежедневные трагедии, которые разыгрываются в каждом доме! Мы рвемся летать, а они говорят нам, что лишь у ангелов есть крылья. Мы рвемся принести жертву на алтарь истины, а они говорят нам, что Христос есть истина, путь и жизнь. Если же мы, приняв Его сердцем, хотим подражать Ему буквально и до мучительного конца, над нами глумятся и издеваются. Каждый новый поворот повергает нас в смятение. Мы не знаем, где находимся и почему должны действовать так, а не иначе. На вопрос «почему» нам никто не дает ответа. Мы обязаны подчиняться, а не спрашивать. Мы начинаем жизнь в цепях и в цепях ее завершаем. Вместо пищи — камни, вместо ответов — логарифмы. В отчаянии мы обращаемся к книгам, вверяем себя их авторам, ищем убежище в мечтах.

Не советуйтесь со мной, о вы, жалкие родители! Не молите меня о помощи, о вы, несчастные и заброшенные дети! Я знаю, что вы страдаете, знаю, как вы страдаете и почему. Так было с начала времен или по крайней мере с той поры, когда появился человек. Возмещения нет и не будет. Даже творчество дает лишь временное облегчение. Добывать свободу нужно самому, без всякой помощи. «Стать, как дети». Все безмолвно склоняют голову, едва услышав это изречение. Но никто по-настоящему в него не верит. И последними, кто в него поверит, будут родители.

Автобиографический роман, возрастающее со временем значение которого предвидел Эмерсон, пришел на смену великим исповедям. Этот литературный жанр не смесь истины и вымысла, но расширение и углубление истины. В нем больше подлинности и достоверности, чем в дневнике. Авторы этих автобиографических романов предлагают нам не хрупкую истину фактов, а истину чувств, размышлений и понимания — истину усвоенную и воспринятую. Открывающий свою душу человек делает это на всех уровнях одновременно.

Вот почему такие книги, как «Смерть в кредит»^{70} и «Портрет художника в юности», проникают в нас до самого нутра. Омерзительные факты мучений юного существа, получающего неверное воспитание, обретают — через ненависть, ярость и бунт — новое значение. Что же касается отвращения, которое вызвали эти книги после первой публикации, то у нас имеются на сей счет свидетельства некоторых очень знаменитых литераторов. Их реакция также является значимой и показательной. Мы знаем их отношение к истине. Хотя говорят они во имя Красоты, мы уверены, что на Красоту им наплевать. Рембо, который посадил Красоту к себе на колени и увидел, что она уродлива, куда более надежный критерий. Лотреамон, который богохульствовал больше, чем любой человек нынешних времен, гораздо ближе к Богу, чем те, кто вздрагивает и морщится от его богохульных речей. Что же касается великих лжецов — людей, каждое слово которых становится оскорбительным, ибо они измышляют и выдумывают, то кто, как не они, самые стойкие и красноречивые адвокаты истины?