Они остановились на ночлег в каких-то ста футах от дороги, на полянке чуть побольше комнаты. Лужок был будто ковер, и ветви дубов создавали над ним уютную кровлю. Но Катрона не позволила разжечь костер, чтобы не всполошить случайного прохожего.
Они молча поужинали черным хлебом с остатками сыра. Лошади, спутанные плющом, мирно паслись. Спешившись, Катрона первым делом показала девочкам, как сплетать зеленые лозы и связывать ими передние ноги лошадей - достаточно туго, чтобы те не убежали, и достаточно свободно, чтобы те не спотыкались.
Дженна, поразмыслив, решила, что тихое похрустывание, производимое лошадьми, скорее успокаивает, чем раздражает. Но ее собственное поведение в последние дни не было ни мирным, ни успокаивающим - Дженна чувствовала это, и ей хотелось повиниться.
- Не надо ни о чем сожалеть, - сказала Катрона. - За последние две недели ты мало спала и много пережила. Тебя оторвали от всего родного и вывернули наизнанку всю твою юную жизнь.
- Ты говоришь не обо мне, а о Петре. Между тем она остается ровной и приветливой.
- Как это говорят в Нижних Долинах? "Ворона не кошка, котят от нее не дождешься". Будь ты Петрой, ты бы тоже оставалась приветливой. Так уж она создана. Но ты Дженна из рода Сельны...
- Но ведь я не из рода Сельны. - Пораженная жалостными нотками в собственном голосе, Дженна закрыла лицо руками - столько же от стыда, как и от горя.
- Вон оно что, - хмыкнула Катрона. - Как, мол, могла Белая Дженна, Анна, могучая воительница, убившая Гончего Пса и отсекшая руку Быку во исполнение пророчества, та, что отправилась спасать хеймы во главе своих подруг, - как могла она родиться от простой крестьянки? - Катрона мотнула головой в ту сторону, откуда они приехали. - Но главное не кровь, Дженна, а воспитание. Ты истинная дочь хеймов, как и я.
- А ты знаешь, кто твоя мать? - спросила Дженна.
- Мои матери насчитывают семнадцать поколений. Как и твои. Я помню, как ты перечисляла их, не сбившись ни разу.
- Я тоже могу назвать своих праматерей, Дженна, - подала голос Петра, хотя родная мать оставила меня у дверей хейма, еще не отлучив от груди, с запиской: "Моему мужу таких больше не надобно".
- Я все это знаю, - с несчастным видом ответила Дженна. - Как знаю и то, что половина девочек в хеймах - это брошенные дети. Но до сих пор я над этим как-то не задумывалась.
- Пока эта глупая женщина со своим еще более глупым мужем не вздумали набиваться тебе в родню, - сказала Петра, подсаживаясь к Дженне и гладя ее по голове. - Но их слова - вода, Дженна, а ты камень. Вода течет себе и течет, а камень стоит на месте.
- Она права, Дженна, - сказала Катрона. - И ты напрасно беспокоишь себя из-за такой чепухи. У тебя больше матерей, чем ты можешь сосчитать, а тебе весь свет застит то, что ты нынче услышала.
- Больше уже не застит. - Дженна встала и потянулась, стряхнув с себя крошки хлеба и сыра. - Чур, я первая караулю. - Она посмотрела на клочок облачного неба, видневшийся в переплетении ветвей, и со вздохом опустила взор. Кольцо на мизинце, данное ей жрицей, напомнило Дженне о ее долге. Вот о чем надо думать, а не о всяких пустяках. Хорошо, что хоть Скады нет и некому ее отругать.
Но время караула без Скады тянулось долго, и Дженна, несмотря на зарок не думать о Мартине и Гео Хосфеттерах - имена у них такие же глупые, как и повадки, - не могла думать ни о чем другом. Если бы она осталась со своей родной матерью, то, конечно, стала бы такой же, как они. И Дженна без конца расплетала и заплетала свои белые косы, размышляя о жизни, которой никогда не жила.
Утро началось заливистым, звонким и стройным щебетом из дюжины маленьких горлышек. Дженна села и стала слушать, стараясь отличить одного певца от другого.
- Щеглы, - шепнула ей Катрена. - Ну как, различаешь?
- Слышу того, которого Альна называла "птичка Салли", - вон там. - Дженна указала пальцем в сторону особенно мелодичных трелей.
- Хорошо! - кивнула Катрона. - А что скажешь о том, который на конце выводит "бррруп"?
- Желтогузка? - предположила Дженна.
- Молодец. Еще раз угадаешь - и я признаю, что в лесу ты не уступаешь мне. Вот этот! - Птичка пела тоньше двух других и более отрывисто.
- Желтогрудка? Нет, погоди... пожалуй, я еще с тобой не сравнилась.
- Это щегол Маргет, в честь которого Амальда назвала твою лучшую подругу. Отрадно знать, что я еще могу на что-то пригодиться. - Катрона улыбнулась. Буди Петру, а я погляжу, что можно предложить на завтрак голодным путницам. И она скрылась за большим дубом.
Петра, караулившая посередине ночи, зарылась в одеяло, и водопад волос закрывал ей лицо. Дженна легонько потрясла ее.
- Ну, маленький крот, вылезай-ка на свет. Перед нами еще долгий путь.
Петра потянулась, быстро заплела волосы в две косы и встала, ища глазами Катрону.
- Еда, - пояснила Дженна, указывая на рот. И Катрона, словно вызванная этим словом, тут же появилась - так тихо, что даже лошади не заметили. Она несла три яйца.