Голова раскалывалась, шея и спина были одной сплошной полосой боли, наверняка превратившиеся в гематому - что не удивительно после более чем близкого знакомства с крепкой кирпичной стеной общежития. Осторожно пошевелила пальцами на руках и ногах. Нехотя, они меня послушались. Похоже, переломов нет.
Кряхтя как столетняя старуха, кое-как села на твёрдой деревянной поверхности. Я бы сказала, что это какая-то широкая лавка, но, кажется, это была такая «комфортабельная» койка. Очень медленно стала осматриваться, пытаясь не вызывать боль в шее. Получалось плохо.
Судя по обстановке вокруг, я была в тюрьме. Ну или темнице, не знаю, как эту каменную холодную и влажную комнату классифицировали местные. Каменная коробка, в которой я находилась, как будто бы не имела ни окон, ни дверей, зато свет сочился отовсюду. Стены были выложены из тех особенных светящихся кирпичей, которые в жилых помещениях были запрещены. Что ж, видимо, моя темница жилой не считалась. Ну, или это её обитатели считались скоро не-жилыми.
Холод для моего избитого тела пришёлся как раз кстати, а вот влажность была совсем ни к чему. Заболеть пневмонией я как-то не планировала. Впрочем, что-то мне подсказывало, что тут смертные казни всё ещё в ходу, и пневмония может быть не самой моей большой проблемой.
Что делают умные пленницы после пробуждения в тюрьме? Терпеливо, спокойно и тихо ждут допроса.
- Эй! - очень тихо прохрипела я и тут же закашлялась. - Эй, вы там! Страаажа! -Привлечь внимание не удалось, потому предприняла новую попытку: - Проснись и пой, настало утро!
- Сейчас ночь, дура! - оповестил меня сонный и недовольный мужской голос.
О! Есть контакт!
- Ну у меня же окон тут нет!
Хотелось развести руками, но, во-первых, собеседник меня не увидит, а во-вторых от такого движения я точно сойду с ума от боли. Мне бы таблеточку хоть какую, а? Пожалуйста!
- К тебе придут утром. Спи, - приказали мне.
- А утро - это когда?
- Утром. А сейчас три часа ночи.
Три! Надо же, как же удачно! Я даже стишок про это время знала. Не задумываясь, стала громко декламировать:
Я пришла к тебе с приветом Рассказать что солнце встало!
Ну и что, что щас три ночи?
Я с приветом, я ж сказала!
После этого выступления раскашлялась ещё больше, да так, что слёзы на глазах выступили. Нет, они что, правда меня убить тут хотят? Замутнённое болью сознание всё никак не могло поверить в реальность происходящего. Наверное, оттого я и вела себя столь дерзко, а не утопала в слезах и панике.
Уняв, наконец, приступ, в наступившей тишине услышала обрывок разговора стражников:
- ... ови Торвальда. До утра не дотянет.
Какое милое предсказание! А «ови», надеюсь, было окончанием слова «позови»? Может, Торвальд - целитель? Было бы неплохо, если б мне принесли какие-нибудь лечебные травки. Да даже просто от горячего чая я бы не отказалась!
Спустя минут двадцать узнала ответы на свои вопросы. Одна из стен отодвинулась, и в мою камеру вошёл гость. Оказалось, что Торвальдом звали Льдинистого, а он уж точно совсем не был целителем. Уж этого парня мне видеть не хотелось совершенно - в камере итак было холодно.
Было... холодно. Я задумалась об этом. За время ожидания успела согреться, а теперь мне и вовсе стало жарко.
Меня одолевали сомнения в том, что в моей камере настроили климат-контроль, а, значит, объяснение переменам могло быть только одно:
- У меня жар? - вслух поинтересовалась и облизнула пересохшие губы.
- Мне откуда знать?
- Здесь холодно или жарко? - не дождавшись ответа, вспылила: - Откуда знать? Да подойди и лоб мой потрогай! Не кусаюсь я, господи! Колющих-режущих тоже при себе нет, как и сил руки поднять.
Поколебавшись, Торвальд подошёл ко мне и приложил ладонь ко лбу. Ещё до того, как он заговорил, я уже знала ответ. Ладонь была такой же, как его глаза - льдинистой, обжигающе-холодной. А значит, действительно...
- Да, у тебя жар, - оповестил меня Льдинистый.
- Отлично, - слабо усмехнулась я. - Когда ко мне придёт целитель? - ответом мне была лишь тишина. - Ты мне дашь здесь сгнить от пневмонии? Вот такая благодарность за друга, да? Как там, кстати, Габриэль?
Глаза парня передо мной зло прищурились, но больше они на меня не действовали. У меня был жар, я была в тюрьме и готовилась умереть, какое мне дело до двух маленьких злобных льдинок?
- К твоему несчастью жив.
- Хорошо, хорошо, - прошептала, почти проваливаясь в болезненную дрёму, но быстро выдернула себя в реальность, услышав нечто странное: - В каком смысле «к моему несчастью»? Я что, по-твоему, зря ему ту бурду колола?
Торвальд от этих слов почему-то растерялся.
- Так та твоя «бурда» была противоядием?
- Ну не ядом же! К моему появлению с умиранием он и сам отлично справлялся!
- То есть, ты хочешь сказать, - медленно проговаривал слова Льдинистый, - что ты спасла Габриэля?