Он ушел. За стеной зашевелился чужой разноголосый смех. Слишком громкий. Бесцеремонный и циничный. Арина хотела уснуть. Отключиться. Был бы штепсель, чтобы вырвать его из розетки! Увы. И бой курантов, и визг тех на кого плеснуло выстрелившее шампанское, были распрекрасно слышны. Позже она узнает, что до ординаторской добрых двадцать метров и две двери. Сейчас ей казалось, что все происходит в двух шагах, за бумажной ширмой. Федор. Бабушка. Она сама. Новый год. Семеновы будут ждать ее завтра после обеда. Какая чушь!
- Укольчик.
Медсестра подходила еще тысячу раз. Ночь тянулась бесконечно долго. Арина вспомнила все молитвы, какие знала и прочитала их. Все смешалось в ее сознании. Из стены, на которую падал яркий свет, проступало лицо Марины. Она повторяла, что Федора больше нет.
- Вы ведь не поладили с ним тогда...
Не поладили? Мы не поладили?
- ...Если будет нечем дышать от горя, всегда можешь кинуться мне на грудь, разрешаю.
- Федор, мне нечем дышать. Федор, к кому мне кинуться и плакать, плакать, плакать? Федор...
Он сидел рядом, огромный и светлый. В алом джемпере и черных брюках. И притворялся рассерженным.
- Противная девчонка! Повесила нос и хнычет. Хорошая порка, вот чего тебе не хватает.
- Федор... Федор... Федор!
- Что?
- Федор.
- ...
- Федор.
- ...
- ...
- ...
- Она зовет какого-то Федора. Муж? Друг? Надо ему сообщить.
- Некому сообщать.
Отрезал голос Василия. И повторил.
- Некому.
- Понятно. Жаль девочку. Кто у нее есть? Родители? Родственники?
- Мы с Аленой. Больше никого.
- Вообще?
- Абсолютно. Так что в случае чего - зови, распишусь.
- ...
- Эй, открой глаза! Быстро!
- ...
- Молодец. Узнаешь меня?
- Да.
- Какой сегодня день?
- Первое января.
- Седьмое. Так что с Рождеством тебя, дорогуша!
- Не может быть. Бабушка.
- Похоронили, не волнуйся. Соседей угостили, тех, кто пришел. Немного, человек пять. Одна, эх и шустрая бабка! Электровеник, честное слово. Очень нам помогла. Варила каши, посуду мыла. У тебя дома прибралась. Но Алена ей все равно ключи не оставила. Они у нас. Двойной комплект. У тебя в кошельке были деньги. Мы добавили совсем немного. Но в собесе должны будут выдать помощь. Ты богатая женщина, Родионова. Две тысячи таскала с собой. Возьми к себе в напарники. А! Звонили, как их... Семеновы! Интересовались. Кто они тебе? Их водитель привозил лекарства по списку, который мы с заведующим диктовали. И, доложу тебе, не все эти лекарства можно купить в Заранске. Многие только в Москве. И стоят они, кстати, недешево. Если не сказать больше. Ага. Самолет твои Семеновы за ними гоняли, что ли в столицу? Шучу. Так что спасали тебя по первому классу. Сегодня в отделение поднимут. Полежишь в кардиологии. Не мычи, никуда не денешься. Алена приходила к тебе вчера, но ты была никакая. Я ей уже позвонил, вечером забежит, или завтра с утра.
- ...
- В туалет хочешь? Сейчас. Не делай зверское лицо, я не мужик, а медик. Не, ну иногда мужик. Вот поправишься, буду домогаться, не раньше. Светлана! Светлана! Обслужи мою золовку. Или кто ты мне? А?
В маленькой двухместной палате, Василий не соврал, такие палаты всем подряд не полагались и означало это именно лечение по первому классу, было тепло и светло - хорошо, на совесть заклеенные окна, выходили на южную сторону. На тумбочках не резвились тараканы. В углу имелся умывальник, за дверью общий с соседней палатой туалет. Лежи не хочу. По совковым понятиям - условия замечательные. Сокамерница, так она сама себя называла, эффектная дама - директриса детской музыкальной школы, попалась общительная, щедрая и веселая. Так что лежали дружно. Георгина Пантелеймоновна интеллигентно, как умела только она, посылала врагов, рассказывая очередную байку про интриги в композиторских и около музыкальных кругах. Мило сплетничала, приукрашивая события для пущей образности. Она была совсем молодой - тридцать семь, задорной, лукавой и насмешливой. Впрочем, под бархатными перчатками угадывались стальные когти.