Осенью, когда детям исполнилось четыре года, Митч с Мисси пошли в детский сад – всего три дня в неделю. Казалось бы, дела должны были наладиться. Присматривать за одним малышом, даже за таким, как Майкл, гораздо проще, чем за тремя, правда ведь? Но я с удивлением поняла, что, когда Митча и Мисси нет рядом, все становится только хуже. Мы с Майклом очень скучали по ним, и вдвоем нам было нелегко. Майкл не мог выразить свое недовольство словами – он плохо разговаривал, и мы с трудом разбирали его невнятный лепет. Он не понимал, почему ему нельзя ходить в детский сад вместе с сестрой и братом или почему Митч и Мисси не могут остаться дома. Каждое утро, когда я отвозила детей в садик, повторялось одно и то же.
– Майкл иди! – вопил он. Упирался, яростно тряс головой, цеплялся за мою руку, пока я пыталась одновременно удержать его и расцеловать двух других малышей на прощание. – Майкл тоже иди! Или вы не иди! Не иди, не иди, не иди!
Я торопливо тащила сына к машине, а он вырывался, колотил меня крошечными кулачками, так что другие родители оборачивались и перешептывались у нас за спиной.
По дороге домой Майкл ныл и беспокойно ерзал на сиденье. Я пыталась его утешить, но он не обращал внимания на мои ласковые уговоры и прикосновения. Постепенно я научилась молча следить за дорогой, глотала слезы и мучилась от лежавшей на мне вины. Я ничего не могла исправить, потому что спохватилась слишком поздно. И, кроме себя, винить было некого.
В конце концов я попросила Ларса отвозить малышей в садик. Стало немного легче, но я по-прежнему с ужасом ждала вечера, когда надо было забирать Митча и Мисси домой: в шумной толпе детей и родителей Майкл мог выкинуть что угодно. Тут уж ничего нельзя было поделать, Ларс приходил с работы только вечером.
Едва мой муж с двумя детьми выходил за порог дома, время останавливалось и казалось, что день никогда не закончится. Я изо всех сил пыталась развлечь Майкла: читала вслух интересные книжки, гуляла с ним около дома, приноравливаясь к неторопливым шажкам, а в хорошую погоду водила его на детскую площадку. Майкл мог часами раскачиваться на качелях, а я радовалась передышке и старалась забыть о неурядицах; качели летали вперед-назад, их размеренное движение успокаивало нас обоих.
Митч и Мисси жадно впитывали все, чему их учили в детском саду. Они обожали музыку и требовали, чтобы я включала радио по дороге домой, а потом дружно подпевали веселым мелодиям. Они выучили все буквы алфавита и быстро освоили счет до двадцати. Я с улыбкой слушала про их успехи и гордилась тем, что мои малыши, несмотря на нежный возраст, любят учиться, и схватывают все на лету, и так похожи в этом на свою маму.
Но мое счастье омрачалось тем, что происходило со вторым сыном. Митчу и Мисси дневные занятия пошли на пользу, а вот мы с Майклом совсем зачахли.
На следующий год стало только хуже. Я была рада, что отдала Митча и Мисси в детский сад: когда началась учеба в подготовительном классе, им еще не исполнилось пяти лет, и многие дети были старше моих малышей. Но Митч и Мисси уже освоили азы и вдвоем легко справились со всеми испытаниями. Научились писать свои имена, могли прочитать по слогам простенькие фразы в детских книжках. Вместо неразборчивых каракулей на альбомных листах начали появляться человечки, домики, солнце и звезды. В школе надо было убирать одежду в шкаф и аккуратно ставить ботинки на полочку, поэтому дома они тоже ничего не разбрасывали. Мы с Ларсом поражались тому, какими славными и умными были Митч с Мисси.
Но при мысли о Майкле мы оба тяжело молчали.
Не было даже речи о том, чтобы отправить его в школу. Во всяком случае, не в обычную. По закону в государственных школах не обязаны учить таких малышей, а заставлять его ходить в обычный класс было бы несправедливо по отношению ко всем – к учителям, к другим детям и к самому Майклу. Он бы постоянно мешал вести уроки и не смог бы ничего выучить, ведь преподавателю нужно справляться с огромной толпой ребят, и он не может уделить все свое внимание одному-единственному ребенку. А Майклу было нужно именно это.
Разумеется, мы пытались найти другие варианты. Посетили несколько частных спецшкол для особых детей. Но это были либо школы для юных гениев, далеко опережавших Майкла, либо для детей-инвалидов, которых оставляли там на целый день, просто чтобы их матери получили передышку от бесконечных забот.
– Я буду учить его дома, – сказала я Ларсу. – У меня есть диплом и опыт работы.
Он скептически покосился на меня.
– Я справлюсь. Мне тоже иногда попадались трудные дети.
– Не такие, как Майкл. Ты только представь, что трудный ученик в классе – твой собственный ребенок. Каково тебе будет?
– Тяжело, не спорю. Но у нас нет выбора, Ларс.