Я даже не пыталась проводить с Майклом полноценные занятия, пока Митч и Мисси ходили в подготовительный класс. Мы осваивали простые вещи. Чтобы научиться писать, нужно уметь рисовать ровный круг, квадрат и треугольник. Поэтому мы с Майклом рисовали картинки. Иногда ему даже нравилось, хотя на листке оставались только спутанные линии. Я старалась больше читать вслух, пытаясь увлечь его историями. В отличие от большинства сверстников Майкл не очень любил слушать сказки, но мог спокойно вытерпеть несколько минут.
Когда Митч и Мисси пошли в первый класс, я решила, что нам с Майклом тоже пора по-настоящему заняться учебой. Он усваивал новое очень медленно, но времени у нас с ним было предостаточно.
Настрой у меня был боевой.
Я поставила в столовой маленькую парту. Садилась рядом, доставала листок бумаги, и мы принимались выводить буквы. Сначала «А». Больше я ничего не просила – только написать букву «А» и найти ее в той книжке, которую мы читали. Сначала он даже увлекся этим, но очень быстро остыл.
Я была в отчаянии. Думала, он так никогда ничего не выучит. Майкл знал алфавит наизусть, но повторял его совершенно бездумно. Слова, написанные на бумаге, казались ему бессмыслицей. Он только мотал головой, если я просила показать мне «А» или какую-нибудь другую букву. Майклу было неинтересно. Он не возмущался, когда я усаживала его за уроки. Просто сидел за своей маленькой партой, выводя букву «А» снова и снова, и смотрел на стену, пока я не объявляла о конце урока и не разрешала ему встать. За этой партой мы проводили по два или три мучительных часа, в конце которых я сама готова была все бросить.
Я не понимала сына.
– Он ведь все знает! – говорила я Ларсу. – Просто не хочет ничего делать.
– Со временем освоится.
Это было в середине октября. Как раз перед Хэллоуином. Как раз перед… той неделей.
Я стою перед открытым шкафом. Наконец останавливаю выбор на черных брюках и сером свитере под стать настроению. Надеваю гольфы и черные кожаные балетки, собираю волосы лентой.
Спускаюсь обратно в гостиную. Альма закончила уборку: от панорамного окна до обеденного стола по ковролину тянутся следы пылесоса. Прохожу через комнату, сминая туфлями ковровый ворс, и останавливаюсь у окна.
К дому подъезжает машина, и Ларс выпускает на улицу угрюмого зареванного Майкла. Странно, обычно рядом с папой он выглядит куда веселее. Я встречаю их у двери.
Ларс помогает Майклу снять куртку.
– Иди в свою комнату, – говорит он, и Майкл молча отправляется наверх. – Не знаю, как ты выдерживаешь с ним целый день.
– Понятия не имею. – Я развожу руками.
Ларс наливает себе кофе.
– Хочешь?
– Нет, спасибо.
Я обхожусь стаканом воды. Ларс идет в свой кабинет, а я стою перед лестницей и прислушиваюсь. Наверху тихо, наверное, Майкл лег подремать. Иду в кабинет вслед за Ларсом.
Останавливаюсь на пороге, пока он разговаривает по телефону:
– Извини, сегодня не смогу приехать. Да, хорошо… Ясно. Подожди минутку, Глэдис.
Он прикрывает трубку ладонью и поворачивается ко мне:
– В офисе нужна моя помощь. Ничего, если я отлучусь?
Я пожимаю плечами:
– Конечно, езжай. Только… нам надо поговорить.
– Глэдис, скажи, что я приеду полвторого.
Ларс кладет трубку и проскальзывает мимо меня.
– Давай поговорим, пока я переодеваюсь.
Киваю и иду за ним.
В спальне стоит большое кресло, обитое темно-зеленым твидом, изящно вписывающееся в общую цветовую гамму. Я устраиваюсь в нем, пока Ларс достает из шкафа брюки, белоснежную рубашку и галстук. Даже с другого конца комнаты я чувствую, как пахнет накрахмаленная ткань. Он застегивает пуговицы, и рубашка туго обхватывает его ладные плечи и широкую грудь. Он такой красивый. Такой добрый, такой замечательный – мне надо благодарить судьбу за то, что мы вместе.
Настоящая эта жизнь или нет, но я должна радоваться тому, что у меня есть.
Он ловит мой взгляд в зеркале.
– Тебе лучше?
– Все нормально, держусь.
– Ты вчера очень расстроилась.
– Ларс…
Я подхожу к нему и стою у зеркала, наблюдая, как он завязывает галстук.
– Я хочу попросить тебя об одолжении. Возможно, тебе будет трудно.
Он оборачивается и обнимает меня.
– Все, что захочешь.
Я на мгновение прикрываю глаза, наслаждаясь его близостью, вдыхая знакомый запах. Как бы мне хотелось просто забыть обо всем и остаться рядом. Но я не могу так. Открываю глаза.
– Просто… просто расскажи мне, что с ними случилось, – шепчу я. – С моими родителями.
Он склоняет голову набок.
– Милая, ты и так все знаешь.
– Нет, что было дальше. – Отхожу на шаг назад. – Как мы узнали? Что мы делали? Как рассказали детям? Как… как прошли похороны?
Я прикусываю губу. Он долго всматривается в мое лицо. Потом завязывает галстук – аккуратно, неторопливо.
Закончив собираться, снова ведет меня к креслу и ласково подталкивает, чтобы я села. Сам опускается на кровать напротив меня.
– Тяжело было. – Ларс качает головой.
Киваю в ответ. Я в этом и не сомневалась.