Книжная лавка

Вам, возможно, покажется забавным или интересным то, каким образом я узнал о вашем магазине. Кузен моей покойной жены (мне, наверное, следует называть его троюродным братом) благодаря своему второму браку связан родственными узами с одним весьма многообещающим молодым человеком, членом парламента от оппозиции, фракция Longwash Division, который как-то упомянул мне в разговоре, что на приеме у его тети (миссис Вайолет Гамар, с которой сам я лично не знаком) было мимоходом замечено, что в Хардборо наконец-то появится книжный магазин…»

«Что же в этой информации забавного?» – подумала Флоренс. Но решила, что не должна быть столь немилосердной.

«Возможно, еще более забавным покажется Вам то, что я пишу Вам отнюдь не по поводу книг!..»

И далее из письма, написанного на нескольких листах тонкой бумаги, Флоренс стало ясно, что имя его автора – Теодор Гил, что живет он где-то возле Ярмута и является художником-акварелистом, «стойким приверженцем того чудесного стиля, который господствовал на границе веков», а также что он хотел бы организовать в «Старом Доме» – точнее, чтобы ему ее организовали, – небольшую выставку своих работ. При этом он выражал уверенность, что имя миссис Гамар и ее выдающегося племянника послужит для этого вполне достаточной рекомендацией.

Флоренс окинула взглядом полки с книгами, между которыми можно было лишь с трудом отыскать в лучшем случае фут свободной стены. Разумеется, имелся еще пресловутый сарай для разведения устриц, но даже сейчас, в разгар лета, там стояла ужасная сырость. Флоренс сунула письмо в один из ящиков, где уже лежало несколько других писем примерно того же содержания. Для многих представителей верхушки среднего класса Восточного Саффолка так называемый кризис среднего возраста выразился в том, что они взяли в руки кисти и акварельные краски и принялись писать пейзажи. На это можно было бы не обращать особого внимания, если бы их пейзажи были никуда не годными, но дело в том, что почти все они писали очень даже неплохо. Вот только их картины были удивительно похожи одна на другую. Заключенные в рамы, эти картины вывешивались в гостиных, где за окнами простирался совсем иной пейзаж – пустынный, неприбранный, невыразительный, сливающийся на горизонте с бесцветным прозрачным небом.

Кризис среднего возраста сопровождался у всех этих художников желанием непременно выставиться где-нибудь в более достойном месте, чем крошечный зал приходской церкви, и Флоренс отнесла письмо Теодора Гила к разряду тех посланий, которые она уже не раз получала от «местных авторов». Картины местных акварелистов обычно носили название «Закат над Лейз», а свои «литературные шедевры» местные писатели чаще всего называли «Пешком через Болота» или «На велосипеде через Восточную Англию». Казалось, что еще можно делать с этим на редкость плоским пространством, как не пересекать его пешком или на велосипеде? Короче, Флоренс понятия не имела, куда ей деть всех этих «местных авторов», если они вдруг заявятся сюда, чтобы, как они предлагали ей в письмах, «подписывать для благодарных читателей экземпляры своих книг». Хотя, если убрать из-под лестницы часть книг и поставить там маленький столик… И она живо представила себе, сколь велико будет их разочарование, когда они, сидя за этим столиком, заваленным стопками книг, и держа наготове ручку, будут час за часом тщетно ожидать появления «благодарных читателей», но ни один из них так и не придет. «Знаете, во вторник у нас в Хардборо всегда затишье, мистер… Особенно когда погода стоит хорошая. А понедельник я вам даже и предлагать не стала, потому что по понедельникам у нас и вовсе полная тишина. В среду тоже довольно тихо, хотя по средам у нас бывает рынок. Ну а в четверг мы всегда закрываемся очень рано. Ничего, читатели, конечно же, вскоре появятся и попросят вашу книжку – ведь они, разумеется, о вас слышали, вы же наш, местный, автор. О да, им, безусловно, захочется получить автограф! Не беспокойтесь, они придут – придут пешком через болота, приедут на велосипедах…» Флоренс даже думать не хотелось о том, сколько это принесет страданий и разочарований; но она, по крайней мере, находилась в таком положении, когда могла сама позаботиться о том, чтобы здесь ничего подобного не случилось. Вот почему она так решительно сунула письмо мистера Гила в ящик.