Книжная жизнь Нины Хилл

– Более-менее. Я была стеснительной. До сих пор такая. Не умела заводить друзей. У меня часто возникало тревожное состояние. Честно, было бы здорово, если бы у меня были братья и сестры, родные или двоюродные. А теперь я не совсем понимаю, что мне с вами делать, хотя это приятно – впервые в жизни иметь семью, – заверила она и задумчиво посмотрела на него. – Хотя, возможно, мне слишком поздно становиться частью твоей.

Он пожал плечами.

– У тебя появилась бы новая семья, если бы ты вышла замуж.

– И правда, – согласилась Нина, которая уже думала об этом. – Я всегда могу притвориться, что, так сказать, замужем за тобой.

– Можем закатить свадьбу, – он засмеялся. – Если что и можно сказать наверняка о нашей семье, так это то, что мы обожаем свадьбы, дни рождения и вообще любой предлог повеселиться. Мы в основном тусовщики.

Нина притворно содрогнулась. Или, точнее, сделала вид, что слегка содрогнулась, хотя в душе содрогалась по-настоящему.

– Я не очень люблю вечеринки. Я – интроверт.

– Не волнуйся, – ответил Арчи. – Всегда можно отклонить приглашение.

Нина вернулась к вопросу о детстве.

– Знаешь, я была одиноким ребенком, но мне нравилось одиночество, поэтому меня это не напрягало. Я много читала или смотрела телевизор на ковре в гостиной. А как ты?

Принесли холодный кофе, и они непроизвольно чокнулись.

Арчи сделал глоток и вздохнул.

– Поначалу я был счастлив. Помню, что я много времени проводил с мамой и соседскими детьми, но потом мама заболела, и все стало плохо. Я все еще был ребенком, но уже достаточно взрослым, чтобы мучиться из-за того, что не могу помочь. Я очень хорошо научился заваривать чай. Делать массаж ступней, – он сделал паузу и перевел взгляд на стол.

– Думаю, я никогда больше столько не ухаживал за другим человеком, как тогда, хотя я очень люблю жену и сына, – он снова поднял на нее глаза. – Не знаю, как это меня характеризует.

Они помолчали, размышляя над его словами, а потом Нина двинулась дальше.

– Что насчет Элизы, его вдовы и твоей мачехи?

Арчи пожал плечами:

– Мы собирались все вместе только по праздникам, обычно по инициативе папы, так что не уверен, что мы и дальше будем это делать. Я не очень хорошо ее знаю: они живут на другом конце города.

– В Санта-Монике?

– Хуже, в Малибу.

– С таким же успехом могли бы жить на Марсе.

Они покивали. Лос-Анджелес, как всем известно, город большой, но расстояние между его западной и восточной сторонами кажется и вовсе непреодолимым. Чтобы добраться с востока на запад, нужно проехать под шоссе 405. На Олимпийском бульваре есть место, где оно уже показалось впереди, парковка в виде моста, и на этом отрезке иногда требуется больше часа, чтобы проползти два квартала, потому что пытающиеся заехать на шоссе машины создают пробку. Люди на этом отрезке сходят с ума.

Каждый раз, когда Нина там застревала, что случалось крайне редко, потому что она скорее забила бы уши пылающими собачьими какашками, чем отправилась на запад города, ей вспоминался Эндрю Уайет и его картина «Мир Кристины», на которой лежащая на склоне холма девушка пытается доползти до далекого амбара. То же ощущение безуспешной борьбы, отчаяния и вынужденного принятия пронизывало эту часть города. Это было чистилище. Или лимб. Сартр сказал, что ад – это другие, но только потому, что шоссе 405 еще не построили.

– Сколько они были женаты? – Нина поняла, что ей, вероятно, придется встретиться с этой женщиной, а значит, можно и узнать о ней побольше.

– Довольно долго. С 2000 года? Милли десять, а она родилась через несколько лет после свадьбы, – пытался вспоминать он и пожал плечами. – Извини, у меня не очень хорошая память на даты.

– Милли – наша единокровная сестра?

Он засмеялся:

– К этому привыкаешь. Мы просто зовем друг друга по именам и не думаем, кто кому кем приходится, если только нас не спрашивают.

– А вас спрашивают?

– Иногда. Люди говорят: «О, это твой сын или твой отец», – и приходится отвечать: «Нет, младший – мой брат, а старший – мой племянник». Большинство не обращает внимание, но некоторые на минуту задумываются, а потом либо требуют объяснения, ужасный геморрой, либо понимают, что отец никогда не оставался в браке надолго, и тогда становится неловко.

Нина посмотрела на него:

– То есть как сейчас?

На самом деле ей не было неловко, наоборот, она чувствовала себя так же, как с Питером. В своем роде уютно от странного ощущения, будто они всегда были знакомы, и полного отсутствия обычного напряжения, которое охватывало ее в компании привлекательного мужчины.

Выражение лица Арчи похолодело.

– Да. К сожалению, это была папина темная сторона. Он был веселым, красивым и очаровательным, но еще он был неудачником, склонным к нарциссизму. Он трижды женился, бросал жен и, кажется, не находил ничего плохого в том, чтобы провести ночь на стороне.

– Он не бросал твою маму. И Элизу.