берегу. Остальные ринулись дальше, в надежде оказаться на другой стороне озера прежде
Него.
А я, выбившись из сил и задыхаясь, сидел, уронив руки на колени, и смотрел, как
уплывает прочь Иисус, и с ним — мои надежды.
21
Иисус переходил из города в город. Он говорил в синагогах. Проповедовал растущим
толпам на горах. Он учил притчами, историями, которые простой народ разумел лучше меня: о почве, о семенах, о пшенице и плевелах, о сокровище, зарытом на поле, о рыбацких сетях, о
вещах, незнакомых тому, кто вырос в Иерусалиме. Назарянин был постоянным предметом
споров. Одни говорили, что Он пришел с небес, другие — отказывались даже признать его
пророком. Книжники и фарисеи требовали чудесного знамения, а Он отказывался его дать: — Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения, и знамение не дастся ему, кроме
знамения Ионы пророка.
Но что все это значило?
Многие ученики отошли от Иисуса: одни разочаровались, другие не понимали или не
верили.
Я — потому что боялся, что сделают старейшины, если увидят меня среди
последователей Иисуса. Я должен был оберегать свою репутацию.
— Ну что, нашел Мессию? — насмехался мой учитель.
— Нет, — отвечал я — и вскоре оставил его.
Иисус пришел в Иерусалим и учил в Храме, к вящему негодованию книжников и
фарисеев. Они спрашивали — Его ответы загоняли их в тупик. Они расставляли сети — Он
поворачивал все так, что они сами запутывались в них. Они задавали каверзные вопросы о
Законе — а Он выводил на свет их неправду, озадачивал их знанием Торы и утверждал, что
они служат не Богу, а отцу своему, дьяволу.
Город бурлил. Все только и говорили об Иисусе.
А потом Он снова ушел — в сельские края, в деревни, в народ. Он добрался до самой
Кесарии Филипповой с ее идолами и Вратами ада, через которые, по языческому поверью, попадают в наш мир злые духи. Он ходил по Десятиградию, останавливался в Самарии. И
хотя я не следовал за Ним, но постоянно размышлял об Его словах: «Царство Небесное
подобно купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную
жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее!» Что это за жемчужина? И что мне
нужно продать, чтобы ее приобрести?
Трижды в год Иисус бывал в Иерусалиме: на праздник опресноков, праздник жатвы и
праздник кущей — как предписывает Закон. И с каждым разом, когда Он появлялся со
Своими приношениями Богу, возрастала враждебность священников, их решимость
настроить народ против Него. Они даже взяли в союзники презираемых ими иродиан, вопросы которых неминуемо должны были втянуть Его в конфликт с законами римлян.
— Скажи нам, позволительно ли платить подать кесарю или нет?
В ответ Иисус попросил монету. Когда Ему дали динарий, Он спросил книжников
иродиан, чье на ней изображение и надпись. Конечно же, кесаревы.
— Так отдавайте кесарево — кесарю, а Божье Богу.
Саддукеи расспрашивали о воскресении мертвых, и Иисус указал им на ошибочное
понимание Писания.
— Бог сказал Моисею «Я есмь Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова». Бог не есть
Бог мертвых, но живых.
Слова Его повергли меня в изумление. Всякий иудей знает, что кости праотцов
патриархов покоятся в пещере в Махпеле подле Хеврона. А они при этом живы? Его речения
рождали больше недоумения, чем проливали света. Чем усерднее я пытался разобраться в
том, что слышал, тем более запутывался.
В народе ходили разные толки. Одни утверждали, что Он праведник, другие — что Он
вводит людей в заблуждение. Священники хотели схватить Его, но никто не смел поднять на
Него руку. Он был со Своими учениками на Масличной горе, но я не пошел туда из опасения, что скажут люди, если меня заметят. Поэтому я ждал, уверенный, что Иисус появится в
Храме рано утром.
Я был там, когда несколько книжников и фарисеев приволокли к Нему полуодетую
22
женщину.
— Учитель, — сказали они, хотя, я знал, у них язык не поворачивался звать Его так, — эта женщина взята в прелюбодеянии, а Моисей в Законе заповедал нам побивать таких
камнями. Что скажешь?
Дрожащая женщина пыталась хоть как-то прикрыться. Она поджала под себя ноги и
закрыла голову руками. Мужчины смотрели на нее, перешептываясь, — она была красива.
Некоторые усмехались. Я зашел за колонну и с отвращением наблюдал оттуда. Утром я видел
ее с одним из книжников.
Иисус, низко наклонившись, писал что-то на земле. Писал ли, что согласно Закону
должен быть побит и мужчина, деливший с ней ложе? Я не мог разглядеть. Когда Он
выпрямился, я затаил дыхание, ибо Закон говорил недвусмысленно. Женщина должна
умереть. Если Он велит отпустить ее, то нарушит Закон Моисея, подав повод к обвинениям.
Велев же побить камнями — пойдет против римской власти, ибо только римский наместник
имеет право осудить на смерть.
— Кто из вас никогда не грешил, пусть первый бросит в нее камень, — и Он снова, склонившись, принялся писать.
Никто не посмел поднять камня, ибо безгрешен один только Бог. Я притаился за
колонной, чтобы увидеть, что Иисус будет делать дальше. Он посмотрел на женщину.
— Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
— Никто, господин мой, — по лицу ее заструились слезы.
— И я не осуждаю тебя. Иди и больше не греши.