Читаем Книжник полностью

Они проводили нас до прохода в горах, именуемого Киликийскими воротами.

— Иувал велел передать тебе это, — разбойник бросил мне кошель.

Бог благополучно перевел нас через горы. Перед нами расстилалась Киликийская

равнина, покрытая изобильной зеленью, питаемой водами Кидна.

*

В Гарсе мы гостили у родных Павла и проповедовали в синагогах. Павел пришел сюда

после встречи с Господом на дороге в Дамаск и провел какое-то время в уединении, прежде

46

чем начать проповедовать о Христе. Семена, посеянные им, дали добрые всходы. Евреи

приняли нас с радостью.

Дальше мы отправились в Дервию, город в Ликаонии, названный так из-за

можжевельников, во множестве росших в его окрестностях. И там мы проповедовали в

синагогах и встретились с Гаем, который стал хорошим другом, а позже и спутником Павла в

путешествиях. Гай хорошо знал Писание и принял Благую весть раньше других.

Листра будила во мне трепет. В прошлый раз, когда Павел проповедовал в этой римской

колонии, расположившейся вблизи безлюдного южного хребта, его побили камнями.

— Бог воскресил меня, — рассказывал Павел. — Я своими ногами вернулся в город.

Друзья омыли мои раны и помогли нам с Варнавой бежать. — Он рассмеялся. — Думаю, боялись, что если останусь, мои враги убьют меня еще раз.

Это вовсе не казалось мне забавным. Однако вызывало любопытство. Много ли

найдется людей, которые умерли и воскресли… — и могут рассказать об этом? Я спросил, что он помнит, — если помнит хоть что-нибудь.

— Не могу сказать, что я видел. Вышла ли моя душа из тела или оставалась в нем — не

знаю. Одному Богу известно, как там оно на самом деле — только я каким-то образом

оказался на третьем небе.

— И видел Иисуса?

— Видел небеса и землю, и все, что под ними.

Взволнованный, я продолжал донимать его вопросами.

— Господь говорил с тобой?

— Он сказал мне то, что уже говорил раньше. У меня нет слов, чтобы описать

увиденное, Сила, но что я могу точно сказать: я был не рад, что вернулся. Это я точно помню.

— Он задумчиво улыбнулся. — Единственный, кто мог бы понять мои ощущения, — это

Лазарь. — Он сжал мою руку, на лице его застыло напряженное выражение. — Лучше не

будем говорить об этом, Сила. В Листре кое-что знают об этом, но я не смею добавить

ничего.

— Почему? — Мне казалось, что пережитое им подтверждает, что после упокоения

тела жизнь продолжается.

— Людей скорее больше заинтересуют небеса и ангелы, чем решение пребывать с

Христом в этой жизни.

Как я уже упоминал, Павел был мудрее меня.

Мне хотелось расспросить его еще, вытянуть из него все, что ему запомнилось, но я

уважал его соображения. И не хотел даже гадать, что он станет делать в Листре.

— Искавшие твоей смерти будут чрезвычайно озадачены, если опять столкнутся с

тобой лицом к лицу. — Пройдет он через Листру просто так или останется проповедовать — это ему решать. Я знал, что Бог откроет Павлу свою волю. Этот человек непрестанно

молился о Божьем водительстве.

— Они будут озадачены. Послушают ли и поверят на этот раз — посмотрим.

Листра — это римская колония в объединенной провинции Галатия. Захолустье, пропитанное предрассудками, оказалось твердой почвой. Однако в результате нашего

пребывания посеянные семена и там дали несколько нежных ростков. И нам встретился тот, кому предстояло вырасти, укрепиться и стать истинным столпом веры — отрок по имени

Тимофей. Его мать Евника и бабушка Лоида были верующими. Отец же, язычник из греков, оставался ярым идолопоклонником.

Евника пришла ко мне и попросила с ней поговорить.

— Я боюсь подойти к Павлу, — призналась она. — Он такой суровый.

— Что тебя беспокоит?

— Моего сына здесь любят, Сила, но, как ты, наверное, догадываешься, он не может

называться истинным евреем. — Она опустила глаза. — Когда ему исполнилось восемь дней, я отнесла его к раввину, но тот отказался его обрезать, потому что кровь нечистая. И его не

пускают в синагогу. — Она теребила платок. — Я была молода и упряма. Вышла за Юлия

47

против воли отца. Я сожалею о многом, Сила, — Евника подняла голову, в глазах ее стояли

слезы. — Только не о том, что родила Тимофея. Он — самое большое благословение в нашей

с мамой жизни.

— Чудесный мальчик.

— Мы видели Павла в прошлый раз. Когда его побили камнями… — Она напряженно

сжала руки. — Сын только об этом и говорил после ухода Павла. Тимофей сказал, что если

Павел когда-нибудь вернется сюда, он пойдет за ним хоть на край света. И вот Павел

вернулся — и Тимофей так надеется! — Глаза ее опять увлажнились. — Павел — фарисей, ученик великого Гамалиила. Что он скажет, если Тимофей подойдет к нему? Я не вынесу, если моего сына опять оттолкнут, Сила. Просто не смогу.

Я положил руку ей на плечо. — Такого не будет.

Павел, у которого не было ни жены, ни детей, полюбил этого юношу, как собственного

сына.

— Мать и бабка хорошо его наставили. У него смышленый ум и сердце, открытое для

Господа. Смотри, как жадно он впитывает Слово Божье, Сила. Богу он пригодится.

Я соглашался, но кое-что заботило меня.

— В свое время, Павел. Но пока ему всего тринадцать лет, и он от природы молчалив.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее