Смугловатый подтянутый мужчина, чем-то похожий на старичка Бандероса в молодости, склонил голову набок, уставившись на меня с выражением вежливого недоумения.
— Не понял запроса, пожалуйста, переформулируйте, — выдал он с металлическим привкусом синтезатора речи.
— У меня тоже неплохо, спасибо, что спросил.
Если бы Рауль мог, он бы обязательно покрутил пальцем у виска и позвал санитаров.
Но он не может. Он всего лишь несколько мегабайтов данных, выраженных в смазливой внешности, паре десятков заложенных фраз и выражений лица.
— Кажется, я схожу с ума, Рауль…
Отвернувшись от безмозглой неписи, я пробежался взглядом по пустынным улицам Грандума. Кроме меня и Рауля на смотровой площадке замка не было никого.
Кроме меня и безмозглого продавца апельсинов в великом городе Союза не было никого.
Кроме меня и нескольких мегабайтов «имитатора человека» в огромной парящей крепости не было ни единой живой души, кроме еще нескольких НПСов в других городах Айнкрада. И все они продавали апельсины.
Я забыл, почему это важно.
— А может быть, уже сошел?.. — раздался за спиной механический голос моего цифрового собеседника.
Рауль, медленно покрываясь сверкающей паутиной трещин, смотрел на меня странным, пугающе РАЗУМНЫМ взглядом, а затем с ударившим по ушам хрустальным звоном рассыпался на полигоны.
Шаг за пределы смотровой площадки, яростный свист ветра в ушах, приближающаяся мостовая…
Ни сомнений, ни страха, ничего — только пустота…
Я открываю глаза.
Снова. Опять.
Маленькая полянка, затерянная где-то в лесах одного из уровней Айнкрада. Поросший низкой травой холм с высоким дубом на вершине. Над чем-то звонко смеющийся ручеек, берущий начало у корней и теряющийся где-то у подножия.
И множество белых камней вокруг, так много, что их было бессмысленно считать.
Впрочем, мне это и не требовалось. Я и так знал, сколько их — ровно девять тысяч девятьсот девяносто девять.
Рано или поздно умирают все.
Кроме тех, кто бессмертен.
— …Риока! — сквозь грохот крови в ушах расслышал я встревоженный голос. — Риока!
Открыв глаза, я наконец-то вырвался из этого муторного кошмара и некоторое время смотрел мутными глазами на нависающее надо мной испуганное лицо Александры.
— Ты кричал… — прошептала она, запоздало натягивая на себя мокрую от моего пота простыню.
— Извини, — пробормотал я, с некоторой натугой садясь на кровати и усиленно растирая ладонями лицо, силясь забыть бесконечные ряды белых надгробий.
— Расскажи мне, что тебя мучает, — тихо попросила она, осторожно касаясь моего плеча. — И станет легче.
— Меньше знаешь — крепче спишь, Саня, — так же тихо ответил я, не оборачиваясь. — Я — прямое тому доказательство.
Некоторое время мы молчали. Наконец я, усилием воли скинув с себя серую апатию, встал с кровати и принялся натягивать на себя валявшиеся у кровати штаны.
— Пойду, что ли, поесть сварганю… Ты будешь завтракать?
— Только никакого сладкого — я слежу за фигурой.
Обернувшись через плечо, я благодарно улыбнулся попытавшейся меня рассмешить девушке и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Когда я только оказался в приюте, то почти сразу с удивлением осознал, что совершенно неприспособлен к обычной жизни, — хотя бы потому, что у меня не было ни единого не боевого навыка.
Я не мог добыть себе пропитание рыбной ловлей, охотой или собирательством, я не мог самостоятельно приготовить себе поесть, не мог получить ни единого колла каким либо другим способом, кроме как геноцидом мобов.
И даже более того — я не хотел этого делать. Я скучал по звону клинков, спорам до хрипоты по поводу тактики сражений с боссами, вечному соперничеству с конкурирующими гильдиями…
Конечно, сейчас, спустя почти полтора месяца после моей вынужденной отставки, ситуация изменилась в лучшую сторону и спустя десять минут я гордо поставил на стол дымящиеся чашки с кофе и поднос с бутербродами — вершиной моего кулинарного мастерства на данный момент.
— Сегодня они действительно пахнут кофе, — похвалила мои усилия вошедшая Александра, в мягких домашних тапочках и темно-синем халате.
— Еще бы — в этот раз я действительно положил в них кофе, а не толченный клык василиска.
Некоторое время мы молча завтракали и я чувствовал, как медленно расслабляется напряженный до предела узел где-то в районе груди. У Саши, этой удивительно домашней, несмотря на стальной внутренний стержень, девушки был потрясающий дар — в ее присутствии растворялись все тревоги и печали, оставляя вместо себя спокойствие и умиротворенность.
Внезапно в царившей на кухне тишине тренькнул звоночек оповещения и я с некоторым удивлением ткнул пальцем в конвертик в правом нижнем углу поля зрения, краем глаза замечая, как Александра зеркально повторила мое движение.