Второго мая 1911 года Педро Энрикес Уренья писал из Гаваны в письме Альфонсо Рейесу: «Но не думай, что здесь есть хорошие книжные с букинистическими или новыми книгами; магазины Гаваны мало чем отличаются от магазинов Пуэблы». Возможно, для мексиканского путешественника город в начале прошлого века не выделялся своими книжными, но улица Обиспо с расположенной на ней гостиницей Ambos Mundos, где обычно останавливался Хемингуэй, и Пласа-де-Армас были по определению средоточиями книжной торговли, местами, где гаванцы добывали книги в те десятилетия, когда не могли путешествовать. Во время поездки на остров в самом конце 1999 года я покупал книги только в лавках на Пласа-де-Армас, потому что в государственных магазинах наименований было очень мало, хотя они были представлены множеством экземпляров, заполнявших кубические метры воздуха. В подъездах, в гаражах, в дверных проемах продавались букинистические книги: люди избавлялись от семейных сокровищ за пару долларов. А книжный магазин Casa de las Américas, который прежде был символом мощи латиноамериканской культуры, предлагал лишь несколько книг, выпущенных официальными издательствами. Хорхе Эдвардс, который в конце семидесятых годов участвовал в жюри престижных ежегодных премий, рассказал в «Персоне нон грата» о резком повороте, который совершил режим в начале следующего десятилетия. Для иллюстрации этих перемен чилийский писатель приводит множество случаев и примеров, к сожалению закодированных в ДНК самой идеи коммунистической революции и очень похожих на те, о которых говорят Киш и Воллманн в своих рассказах о паранойе, царившей на советской орбите. Один из них особенно красноречив. Ректор Гаванского университета говорит Эдвадсу: «Нам на Кубе критики не нужны», потому что критиковать легко, критиковать можно все что угодно, а страну построить сложно, и стране нужны «созидатели, строители общества», а не критики. Поэтому они собираются закрыть журнал, название которого, разумеется, носит глубоко подрывной характер: Pensamiento crítico[42]
. А Рауль Кастро плетет интриги с целью поставить теоретические исследования по марксизму под контроль армии. Я прочитал эту книгу, равно как и «Пока не наступит ночь» Рейнальдо Аренаса, в канун нового столетия, как памятник упадка, длящегося три десятилетия. Словно всякое произведение, созданное в те времена, – его легко можно вообразить, если прочитать, например, письма Кортасара, – было уничтожено, и полки книжного магазина Casa de las Américas являли собой результат подобного опустошения.По-моему, мало что может выглядеть грустнее, чем пустой книжный магазин или уголья в костре, на котором горели книги. В XVI веке Сорбонна вынесла полтысячи приговоров еретическим произведениям. В конце XVIII века в «Индексе запрещенных книг» насчитывалось семь тысяч четыреста наименований, а при штурме Бастилии революционеры обнаружили целую гору книг, подготовленных к сожжению. В двадцатые годы ХХ века Почтовая служба Соединенных Штатов сожгла экземпляры «Улисса». А вплоть до шестидесятых в Великобритании и Соединенных Штатах нельзя было издать «Любовника леди Чаттерлей» Д. Г. Лоренса или «Тропик Рака» Генри Миллера без обвинений в непристойности. В 1930 году Советский Союз запретил частные издательства, а официальная цензура просуществовала до самой перестройки. Эудженио Пачелли, будущий Пий XII, прочитал «Mein Kampf» в 1934 году и убедил Пия XI в том, что ее не стоило включать в «Индекс», чтобы не раздражать фюрера. При последних диктатурах в Чили и Аргентине книги сжигались публично. Сербские снаряды едва не уничтожили Национальную библиотеку в Сараеве. Периодически появляются пуританские активисты, христианские или мусульманские, которые жгут книги так же, как жгут флаги. Нацистское правительство уничтожило миллионы книг еврейских авторов тогда же, когда истребляло миллионы евреев, гомосексуалов, политических заключенных, цыган и больных. При этом сохранило самые редкие или ценные из них, намереваясь выставить их в музее иудаизма, который должен был открыться только после Окончательного решения еврейского вопроса. Часто отмечалось пристрастие руководителей нацистских лагерей смерти к классической музыке, однако почти никто не учитывает, что люди, разработавшие самые мощные системы контроля, подавления и уничтожения в современном мире, люди, оказавшиеся самыми эффективными цензорами книг, были еще и исследователями культуры, писателями,